В глазах ее стояли слезы. Настоящие, они ему не чудились.
— Хочешь немного любви, Лу?
— Хоть чуть-чуть.
— Тогда знай, что было мгновение, когда я тебя любила. Вот оно.
Она поцеловала его добровольно, без просьб и требований, и сладкий поцелуй ее отдавал горечью недостижимой любви. И он понял, сердцем понял, что она впервые поцеловала его по-настоящему.
— Больше мне ничего и не нужно, — удовлетворенно улыбнулся он. — Большего я и желать не могу.
Прижимая к себе ее руку, он на время погрузился в беспокойный сон, в лихорадочное забытье.
Когда он проснулся, день уже клонился к закату; небо окрасилось в светло-пепельный цвет. Она по-прежнему сидела на постели лицом к нему, не отнимая у него руки. Казалось, все это время она просидела неподвижно, не шевельнувшись, испытывая это новое для нее ощущение: боль непритворную — за другого человека; деля часы бодрствования с обреченным на смерть и со своими мыслями.
Он выпустил ее руку.
— Бонни, — изнеможенно вздохнул он, — приготовь-ка мне еще немного твоего напитка. Я готов его принять. Лучше будет… если ты сама…
Она невольно на мгновение вскинула голову. Посмотрела ему глаза в глаза. Потом снова опустила взгляд.
— Почему ты меня об этом просишь? Я же ничего не предлагала.
— Я страдаю, — просто объяснил он. — Я не могу больше терпеть. Если не по доброте, то из милосердия…
— Потом, — уклончиво ответила она. — И не надо так говорить.
На его лице выступили капельки пота. Дыхание со свистом вырывалось из ноздрей.
— Когда я не хотел пить, ты меня принудила… Теперь, когда я тебя умоляю, ты не хочешь… — На мгновение оторвав голову от подушек, он снова уронил ее. — Ну же, Бонни, я так больше не вынесу. Давай покончим с этим прямо сейчас, зачем дожидаться ночи? Избавь меня от этой ночи, Бонни! Она такая долгая… темная… одинокая…
Она медленно поднялась, рассеянно потирая озябшие пальцы. Потом еще медленнее направилась к двери. Открыв ее, она остановилась на пороге и обернулась к нему. Потом вышла.
Он услышал, как она спускается по лестнице. Дважды она останавливалась, словно силы ее иссякали, а затем, собравшись с духом, снова пускалась в путь.
Она отсутствовала не больше десяти минут. Эти десять минут обжигающей боли показались ему кошмаром.