Когда письмо было закончено, я быстро его сложила, чтобы не перечитывать. Мне хотелось довериться собственным инстинктам, а не проверять их на прочность. Я надеялась, что письмо произведет на инстинкты Валентина то же действие.

Но как доставить письмо? Я здесь никому не доверяла, за исключением разве что монахинь из монастыря Сант-Алвизе, а им не было причины посылать в Лондон курьера. Если я пошлю венецианца, письмо будут проверять на каждой таможне и в конце концов оно может оказаться в руках не тех людей.

Новое кулинарное увлечение Певенш подсказало мне идею. Монастырь Сант-Алвизе славился марципановыми пирожными. Он был известен так широко, что многие приезжие иностранцы с удовольствием посылали заказы в его пекарню. Многие годы монахини делали бумажные коробки, украшенные изображением их монастыря и ангела, улыбающегося с небес. В них клали двадцать четыре маленьких пирожных, завернутых в тончайшую рисовую бумагу. Пирожные были столь вкусны, что обычно их тут же съедали.

Я спросила себя: разве покажется странным, что английский джентльмен, частый гость в Венеции, пристрастился к этим чудесным произведениям кулинарного искусства, которые он имел честь отведать, и что, вернувшись в Лондон с его дурной кухней, он скучает по сладостям приморского города? Почему бы ему не заказать коробочку этих пирожных, чтобы разнообразить скудное меню?

Когда я в очередной раз пришла в монастырь, я попросила у монахинь коробку с пирожными и принесла ее к себе в апартаменты. Они с радостью удовлетворили мою просьбу, нежно похлопывая меня по толстому переднику. Также мне всучили банку с вкусным молоком. Я аккуратно подняла пирожные и положила на дно коробочки письмо. Пирожные пахли так вкусно, что я с трудом поместила их обратно. Это было слишком. Не успела я опомниться, как четырех пирожных уже не было. Появилась жажда. Я осушила банку с молоком. Мне не понравился его приторный вкус, потому я выпила немного джина.

Аккуратно выложив пирожные в коробочке, я запечатала ее. Затем засунула ее в просторный мешочек, завязанный веревкой, и прицепила на него наклейку с адресом Валентина Грейтрейкса в Бенксайде. Я ощутила острую тоску, когда писала его имя. Я скучала не только по Валентину и по тому времени, что мы провели вместе, но также по приключениям с Дотторе Веленой и Зани. Отхлебнув еще немного джина, я произнесла тост за бывших коллег.

Я представила, как Зани, в свою очередь, поднял бы кружку с пивом и сказал бы: «Ну, за нас».

Я столько раз видела, как он это делает, что тепло улыбнулась воспоминанию.