С большой неохотой послушник в конце концов провожает их к настоятелю. Им не предлагают сесть. Настоятель, похожий на жабу и одетый в темную сутану, односложно отвечает на вопросы Смергетто. Потом он поворачивается к Валентину и устремляет на него неподвижный взгляд, который вызывает неприятные ощущения в животе англичанина.

Валентин не позволит, чтобы его запугали. Когда он интересуется через Смергетто семьей Катарины Вениер, настоятель удивленно поднимает брови и фыркает. Однако вскоре он зовет двух монахинь, которые должны показать им не фамильный склеп, а одну-единственную могилу. Смергетто объясняет это, пока они стоят в темном углу церкви, ожидая монахинь. Валентин чувствует, как внутри у него все замерло. Ноги движутся сами по себе, как заведенные. Впереди плывут монахини. Их ног не видно, и кажется, что они передвигаются на тележках.

Валентин начинает задыхаться. Сунув руку в карман, он достает перуанские пастилки, купленные утром у местного шарлатана. Поморщившись от розовой приторности, слегка разбавленной привкусом коры, он продолжает жевать их, пока дыхание не восстанавливается. Монахини остановились перед небольшой гробницей, часть которой почернела от пламени свечей. Они поворачиваются к Валентину, который изо всех сил пытается изобразить на лице лишь легкую заинтересованность.

Он не знает, как Смергетто объяснил цель его визита. Но, по всей видимости, Смергетто, что на него не похоже, не прибегал к дипломатическим приемам. Либо он столкнулся с серьезным сопротивлением. Монахини враждебно глядят на них. Их холодные глаза как бы говорят, что двум джентльменам лучше немедленно уйти, поскольку их затея не принесет никому добра.

— Я хочу увидеть, — тем не менее говорит Валентин. Он делает шаг вперед, и монахини расступаются, чтобы он мог подойти к гробнице. Ему не нужна помощь Смергетто, чтобы перевести то, что там написано. Захоронению уже шестнадцать лет. На нем нет никаких надписей от убитых горем родителей. Просто имя и даты рождения и смерти, между которыми прошло не так уж много времени.

Это не могила ее родителей. В камне высечено имя самой Катарины Вениер. Валентин непроизвольно отступает на шаг. Он не понимает. Начинает болеть голова.

Нет. Это совсем другая Катарина Вениер.

Когда он интересуется подробностями, монахини закрывают лица.

— О ней нечего говорить, — отвечают они.

— А ее родители? — все же пытается выудить сведения Валентин.

В ответ монахини показывают еще одну гробницу, на которой высечены имена Карло и Ипполиты Вениер, умерших с разницей в один год десять лет назад. Сесилия Корнаро упоминала их имена. С неподвижными лицами и отточенными за долгое время движениями монахини предлагают Валентину оставить подношение церкви, соизволившей предоставить ему все ответы, которые могли понадобиться здравомыслящему человеку, даже иностранцу.