Такой была девочка, которую я считала врагом. Теперь же она казалась мне всего лишь жалким созданием. Но у меня не было теплых чувств к ней. Мир тоже относился к ней без излишнего пиетета. Чтобы тебя пожалели, нужно быть красивой и изящной, а не противной и агрессивной. Ведь это ведет лишь к насмешке, единственной человеческой реакции, которую вызывали причуды Певенш. У нее не было необходимой деликатности характера, чтобы противостоять этому.

— Разве ты не понимаешь всей трагедии бедняжки? — спросил меня Валентин тогда в Лондоне, укоряя за недостаток сочувствия к малознакомой мне Певенш.

Да, но все равно я не испытывала никакой привязанности к девочке и почти не сочувствовала ей. Мне не удавалось представить ее жертвой, поскольку воспоминания о недавнем общении с ней были слишком свежи в памяти. Она находилась в печальном положении, но мое было намного хуже и, конечно, важнее для меня.

Я продолжала гадать, узнал ли Валентин правду и что именно он теперь знает. Если он узнал, что Певенш моя дочь, тогда наверняка должен знать и то, что его драгоценный Том был моим любовником. И он посчитает, что я скрыла этот неприятный факт, увидев его труп. Что он чувствует по этому поводу? Конечно же, он считает, что я его предала. Но будет ли ему противно разделить женщину с усопшим другом? Или наоборот, это поднимет меня в его глазах? Некоторые мужчины так трепетно относятся к друзьям, что, разделив женщину, становятся еще ближе. Возможно, он считает, что мой поступок с Певенш был неосознанным проявлением материнской привязанности. Хорошо бы, чтобы это оказалось так.

Теперь, когда я знала, что он хотел спасти меня, какими бы тщетными ни были его попытки сделать это, я не могла удержаться от приятных размышлений о том, что его чувства в конце концов были потрясены тем, что я сделала.

Когда я подумала о Валентине, то поняла, что моя привязанность к нему осталась такой же, как и прежде. Я хотела видеть его так же сильно, как и спасти собственную жизнь и сбежать из этой тюрьмы. Возможно, даже сильнее. Если он чувствовал то же, что и я, или хотя бы часть того же, то не все было потеряно.

Я быстро нанесла на прутья решетки кислоту, словно они были драгоценными орхидеями, которые я спрыскивала дорогим бальзамом. Мне показалось, что я заметила изменение цвета у основания прутьев. Если руки не обманывали меня, то почувствовалась небольшая податливость металла, когда подергала решетку. Но, конечно, я не в силах была вырвать их из деревянной рамы, в которой проделала десятки небольших отверстий. Каждую ночь я ожидала прихода братьев с таким нетерпением, что буквально не находила себе места.