— Мне передали собранное на тебя досье. Хотели знать, что я слышал о тебе как о психиатре. Только представь! Близнец Кубела! Я был потрясен, узнав о тебе тридцать лет спустя. И тут я понял, что наши судьбы неразрывно связаны. Греческий рок.
— Они уже тогда решили меня убрать?
— Не знаю. Я предложил задействовать тебя в эксперименте. Они отказались: слишком рискованно. Я представил свои доводы. У меня была твоя старая медицинская карта. Я описал историю твоего рождения, двойственность и сложность твоей психики. Доказал им, что ты — идеальная кандидатура. В глубине твоей души обитало два человека.
Кубела медленно кивнул и подхватил:
— И вот я подвергся обработке и сменил множество личностей. Ноно. Нарцисс. Януш… Беда в том, что каждый раз я вновь брался за расследование, стремясь узнать, что породило этот синдром и кто я на самом деле.
— Ты стал еще опаснее! К тому же именно тогда комитет решил свернуть программу. Начиная с весны две тысячи девятого года они принялись уничтожать все следы «Матрешки». И у меня возникла идея, как спасти тебя от ликвидации.
— Ты задумал убийство?
— Да. Преступление, в котором ты был бы замешан и которое привело бы к твоему задержанию. Тогда ты получил бы неприкосновенность. Слегка расшевелив СМИ, найдя тебе адвоката и эксперта-психиатра, я бы вывел тебя из-под угрозы.
Кубела начинал проникать в сумасшедшую логику психиатра.
— И поэтому ты убил Урана?
— Убийство должно было быть безумным. Меня вдохновила греческая мифология. Это моя давняя страсть. Люди без конца пересекают мифы, как просторные залы, которые защищают их и обрамляют их судьбы. Что-то вроде этих доков для подводных лодок: стены, которые ограничивают нас, хотя мы их даже не видим.
Значит, все сводится к простой уголовщине. Ему захотелось узнать больше.
— Я видел убийство. И не раз запечатлел его на своих полотнах. Как я мог стать свидетелем этой бойни?
— Я назначил тебе встречу и глаз с тебя не спускал. Впрыснул тебе анестезирующее средство. Я убил бродягу и вызвал полицию. Но все пошло наперекосяк. Ты слишком поздно заснул и все видел. А эти придурки так и не приехали.
— Все могло бы сработать, но потрясение от убийства спровоцировало у меня очередное диссоциативное бегство. Я очнулся в Каннах, потом в Ницце и помнил только убийство.
— У Корто. Психиатра художников. — Он удрученно покачал головой. — Лечить безумие живописью… — Выражение его лица изменилось. — Хотя почему бы и нет? Он тоже — истинный продукт семидесятых…
Кубела безучастно продолжал:
— Не знаю, перенес ли я очередную душевную травму, но я снова потерял память. Очнулся бродягой в Марселе и стал Виктором Янушем. В ноябре две тысячи девятого.