Отец Картло снова закрыл глаза. Очки съехали с его носа и уже готовы были последовать за книгой, соскользнувшей с его колен на пол примерно четверть часа назад. Он находился в том промежуточном состоянии, когда мысли уже путались, но дремота еще не переходила в сон. Однако он знал, что после хорошей порции спиртного лучше не засыпать сразу, поэтому оттягивал момент полного отхода ко сну.

Внизу снова послышался шум. Нет, не внизу… на лестнице. Скрип дерева, совсем слабый, но узнаваемый: это была последняя ступенька. У самого входа в квартиру.

В сонме беспорядочных, перепутанных мыслей возник вопрос: почему скрипнула только одна эта ступенька? Раньше ведь такого не было? Или это другая? Что ж, любая из них имела законное право жаловаться на усталость…

Отец Картло открыл глаза. Комната предстала перед ним в искаженных пропорциях, и он осознал, что смотрит на нее сквозь очки для чтения, в которых отражаются голубоватые отблески телеэкрана. Он вялым жестом снял их и увидел перед собой гостиную как есть — погруженной в полумрак, сквозь который слабо мерцал экран.

Священник прислушался. Мадам Муссонэ никогда не приходила так поздно и, конечно, не сделала бы этого, его не предупредив. А она была единственной, у кого были ключи. И единственной, кто знал о нем все — включая и самое худшее…

Отец Картло убавил звук телевизора до минимума — теперь тот был всего лишь светильником — и снова прислушался.

Ступеньки больше не скрипели. «Это, наверно, мои старые мозги», — подумал он, усмехнувшись. На самом деле нет никаких причин, чтобы…

Снова скрип. Прямо под дверью.

Отец Картло вздрогнул и попытался стряхнуть оцепенение, чтобы встать с кресла.

Он уже начал неуверенно подниматься, опираясь на подлокотник, и вдруг увидел, как дверная ручка поворачивается. Секундой позже в дверном проеме появилась высокая темная тень.

Несколько секунд отец Картло смотрел на нее, не ощущая страха. Он знал, кто это, — не точно, поскольку лица вошедшего нельзя было разобрать, но в одном был уверен: это человек, родившийся в Лавилле, и он пришел сюда явно не с дружескими намерениями. В любом случае, священник знал, что рано или поздно это случится. По всем законам жанра ему нужно было схватить распятие и пузырек со святой водой — и тогда комнату озарило бы Божественное сияние… если бы в жизни все было так же, как в мистических триллерах.

Несмотря на пары алкоголя, все еще заволакивающие сознание, и вопреки своей давней готовности принять любую участь, священник почувствовал, как страх все же понемногу им завладевает. И когда существо одним рывком содрало кожу со своего лица, кюре из собора Сен-Мишель успел лишь подумать о том, что Сюзи Блэр, может быть, еще сумеет осуществить свои намерения… и о том, что его самого Бог никогда не простит.