Нужно было отыскать расплывчатые цветовые пятна, разгадать их смысл. С однотонными картинами это было сложнее сделать, но, в конце концов, на картинах матери всегда было несколько оттенков. Пятна одного оттенка слегка выступали на фоне другого, и, хотя их контуры были нечеткими, все же их можно было разглядеть.
Бастиан сосредоточился и слегка прищурил глаза. Дерево? Да, кажется, дерево… Вот узловатый ствол. Форма его, правда, была необычной, словно у дерева из сказки: оно казалось одушевленным….
Под ним… обнимающаяся пара? Впечатление было мимолетным, но Бастиан старался удержать его, прослеживая изгибы контуров… И вдруг картина как будто разом исчезла — это был самый восхитительный и самый раздражающий момент в созерцании материнских творений.
Так, что здесь?.. О, да! Вот он и увидел… Да, теперь он не видел ничего, кроме этого: обнимающейся пары под деревом.
Нет. Это воспоминание он хотел не обнаружить, а скорее скрыть. К тому же пара была обнаженной… Мужчина и женщина обнимались стоя, как будто были где-то на улице, но в то же время были обнажены, словно собирались заняться любовью.
Бастиан еще некоторое время любовался картиной — без сомнения, она была лучшей из всех работ матери и заслуживала самого почетного места в доме. Она словно бы излучала любовь.
На мгновение его охватила безумная надежда: а может быть, мать хотела сделать им сюрприз? Может быть, она просто дорабатывала какие-то детали, добиваясь, чтобы картины стали еще более живыми?..
Уже не колеблясь, он схватил следующую картину за угол рамы и повернул к себе, торопясь найти подтверждение своей догадки.
И в ужасе отшатнулся.
Фон был темно-серый — угольный, антрацитный, почти черный… По нему расходилось нечто вроде красной ауры, сердцевина которой была темно-багровой… Картина не была безобразной, о нет! Но… это не была картина его матери. Никогда один и тот же человек не смог бы создать две картины, насыщенные настолько противоположными эмоциями. И такое сочетание красок, от которого все холодело внутри, было совсем не в стиле Каролины Моро… Теперь Бастиан вспомнил, где уже видел такое небо: у матери над головой, в тот день, когда Жюль погиб под колесами машины…
На секунду Бастиан закрыл глаза — он не был уверен, что хочет всмотреться в картину и увидеть то, что она на самом деле изображает.
Когда он открыл глаза, изображение предстало перед ним со всей отчетливостью: багровое пятно в центре картины было тельцем ребенка. И одновременно — одной сплошной раной, откуда во все стороны растекалась кровь. Проследив за одним из широких размытых лучей красной ауры вплоть до того места, где она тускнела, сливаясь с темно-серым фоном, Бастиан различил в углу картины лезвие ножа… По сравнению с размерами ребенка — это был почти младенец — оно выглядело огромным.