Развалины замка виднелись на холме за крутым поворотом аллеи — словно недобрый сюрприз, ожидающий в конце пути каждого, чья нога ступит в эти владения, отныне принадлежащие фирме «Гектикон». Машину Бертеги оставил у входа в аллею — там была небольшая площадка, судя по всему, бывшая парковка для гостей.

Строение было почти полностью разрушено. Был ли это действительно замок или просто большой загородный дом? Сейчас уже невозможно было понять: от него остались лишь груды камней, покрытых густым слоем сажи, обнажившиеся балки, провалившаяся кровля и ряды обгорелых полуразрушенных колонн, устремленных в небо. Бертеги пришла на ум невольная параллель: Талькотьер, некогда воплощение древней гордости и темной силы обитателей Лавилля, ныне представлял собой столь же плачевное и одновременно ужасающее зрелище, что и Пьер Андреми, проклятый сын города… Был ли здесь недавно Андреми? — задался вопросом комиссар. Он или кто-то другой — но, во всяком случае, старуха Моризо видела слабый свет на холме. Бертеги хотел сам во всем убедиться. Тот факт, что отныне поместье принадлежало Клеанс Рошфор, лишь усугубил его подозрения. По идее, с этого ему и следовало бы начать, но еще совсем недавно казалось невероятным, что смерть Одиль Ле Гаррек может иметь какое-либо отношение к этому сгоревшему дому. Однако сейчас Бертеги был открыт для любых объяснений, для любых, самых неправдоподобных гипотез.

Он прошел несколько последних метров аллеи, сжимая в одной руке револьвер, в другой — карманный фонарик. Ему было не по себе от шума собственных шагов — единственного звука, нарушающего тишину и свидетельствующего о человеческом — или, по крайней мере, чьем-то живом — присутствии, и он сознавал, какому риску подвергает себя, явившись сюда в одиночку. Но у него не было выбора — едва он вышел от Клеанс Рошфор, в его воображении возникла картина: мадам директриса быстро снимает телефонную трубку и шепотом предупреждает тех людей, которых мог бы побеспокоить неожиданный визит комиссара. Кроме того, он только что незаконно вторгся в частные владения — поскольку у него не было ни малейшего основания для официального обыска, и ни один судья не выдал бы ему необходимого разрешения. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы вызывать подкрепление.

Дверь была сорвана с петель. Бертеги посмотрел по сторонам и, не обнаружив ничего подозрительного, решил, что проход свободен. В тот момент, когда он уже собирался войти, до него донесся какой-то негромкий ровный гул. Он шел не изнутри дома, а откуда-то из-за него. Бертеги решил сначала обойти дом, а потом уже войти внутрь.