— Нам нужно записать этот каламбур, — сказал Эбер. — Жером, достань бумагу.

— Я и так не забуду, — ответил третий член комиссии, чьи руки были перепачканы чернилами.

Юная Тюссо нервно сглотнула и посмотрела на голову, лежавшую на ткани. Она поняла, что эта часть тела принадлежала другой женщине, но ей хватило ума промолчать. Она быстро обернула сырую муслиновую ткань вокруг лица, покрыла ее ровным слоем гипса и позволила маске высохнуть на ветру. Тюссо сняла ее с лица и положила в корзину, затем собрала материалы, вытерла руки обрывком бумажного полотенца и, отряхнув юбку, сказала Эберу:

— Я закончила, гражданин.

— Вовремя! — похвалил он, поднимая шпагу, которая лежала на траве. — Мне еще нужно проследить за выпуском газеты.

Он надел треуголку и прихлопнул ее рукой.

— Завтрашний тираж раскупят полностью, — елейным тоном предсказал старший могильщик.

— Я сам напишу передовицу, — пообещал ему Эбер.

Щелкнув пальцами в сторону Тюссо, он добавил:

— Октав, иди помоги ей, ради бога. Или мы никогда не вернемся в редакцию.

Когда они ушли, Сант-Анджело, как безмолвный друг и свидетель, дождался момента погребения. Могильщики бросили останки королевы в открытую траншею. Он с облегчением увидел, что в обезглавленном теле жизнь угасла полностью и навсегда. Ударом ноги старший могильщик опрокинул бочку с известью на верхний слой тел и подождал, пока варево не покрыло всех жертв революционной резни. После этого могильщики начали забрасывать траншею землей. Маркиз повернулся и зашагал обратно в Консьержери. Ему предстояло отомстить за королеву Франции.

* * *

Сант-Анджело, как и каждый житель Парижа, знал, где издавалась газета «Папаша Дюшен». Он прождал несколько часов на улице, наблюдая, как Эбер, сидевший у окна, на виду у всех прохожих писал передовую статью. В ней звучала и манерная речь испорченной титулованной особы, и прямота разгневанного крестьянина. Маркиз видел мельком и его помощников. Жером и Октав набирали шрифт, работали с прессом и читали верстку.

Когда работа была закончена и время близилось к полуночи, они отправились пировать в один из бывших бараков швейцарской гвардии. Теперь, когда гвардия погибла при защите королевской семьи, это место называлось «Таверной гильотины». Оттуда открывался бесподобный вид на эшафот. Ежедневно на обратной стороне меню здесь публиковались списки именитых людей, которых собирались казнить в ближайшие часы.

Маркиз по-прежнему оставался в венке. Он сидел за одним из столов и прислушивался к неистовому хохоту людей, пока Эбер читал вслух отрывки из завтрашнего номера газеты.