Нильс показал свое удостоверение.

— Я спросил, сколько человек здесь работает.

— Ну…

— Если учитывать всех. Врачей, медсестер, вахтеров, уборщиц. Всех.

— Вы хотите проведать кого-то из пациентов?

— Да, еще пациенты и их родные! Нет, давайте так: как по-вашему, сколько человек находится сейчас в этом здании?

Мужчина недоуменно смотрел на Нильса. Ханна потянула его за рукав.

— Нильс.

— И сколько из них в возрасте между 44 и 50 годами?

— Нильс. Это безнадежно.

— Почему?

Она виновато посмотрела на мужчину в регистратуре, который только пожал плечами.

— Нильс.

— Это наверняка можно посчитать, сейчас же все на свете регистрируется! Я не сомневаюсь, что мы можем узнать, кто из работающих здесь в возрасте между 44 и 50 годами находится сейчас в здании.

— И что потом?

— Выяснить, кто из них больше всего подходит под определение «хороший, справедливый человек». Предотвратить убийство, вы разве не за этим мне позвонили?

— Я не знаю… все это как-то слишком далеко зашло.

— Да почему? Ну взгляните на список жертв: педиатры, священники, юристы, учителя… Получается, что большинство из них — это люди, у которых был широкий круг знакомств. Люди, которые помогают другим.

Ханна глубоко вздохнула и вслед за Нильсом тоже подумала о том, где бы она могла сейчас быть, если бы не все это, — у озера, в кресле-качалке, с кофе и сигаретой. В своем собственном мире.

В вестибюле под стеклом стояла точная модель больницы. Нильс наклонился над ней, положив руки на стеклянную поверхность. Он потел, и ладони оставляли нервные следы. Ханна стояла рядом с ним, и они молча разглядывали миниатюрную модель здания, в котором сейчас находились, как будто это могло как-то облегчить им задачу. В главном корпусе шестнадцать этажей, старая часть больницы занимает территорию, на которой уместился бы небольшой провинциальный городок. Нильс поднял вдруг взгляд на Ханну: