Но Зара знала, что он ее не убьет. Во всяком случае — до допроса.

— На колени ее! — приказал Шикалин гэрэушникам. — Не бойтесь, она пустая.

Они не поняли, что он имел в виду, но легко, простой подсечкой, швырнули ее перед ним на колени.

— Ну что? — продолжал Шикалин. — Где же твой телекинез? Почему ты не превратишь нас в пепел? А? Я скажу почему. Потому что в тебе энергии, как в пустой клизме! Потому что твое биополе меньше, чем у мыши! А твоя аура дырява, как решето! Ты пустая! Но как же это случилось? Куда ты дела свою прану? О, я, кажется, понимаю — это ты что-то сделала с «Кедром». Да? Говори, сука! Ты?

— Я, — сказала Зара, оттягивая время и мысленно концентрируясь на висевшем у нее на груди амулете — кожаном мешочке с бабушкиной брошью. Неужели у нее не хватит даже мысленной энергии разогреть этот металл? «О Цой, помоги мне!»

Но Шикалин, похоже, сильно продвинулся за эти два года — он прочел ее мысли и рванул с ее шеи шнурок с мешочком, в котором были крымская земля и тавро амазонок.

— Так! А это что? Что здесь?

— Ничего. Просто земля.

— Просто у нас ничего не бывает. — Он развязал мешочек. — Что за земля?

— Крымская…

— Ах, крымская, святая! — сказал он с издевкой. — И тут еще и монета. Нет, это не монета. Что это?

— Бабушкина брошь…

— Ах, та самая! — воскликнул он. — Ну и как же она могла тебе помочь? Или это тоже оргонный аккумулятор? — И он с усмешкой швырнул эту «брошь» за окно.

— Не-ет!!! — всем телом рванулась за ней Зара. И вдруг…

Наверно, она вложила в этот рывок те силы, которые возникают в нас невесть откуда, когда мы тонем. Потому что, словно повинуясь ее отчаянному взгляду и голосу, «брошь» изменила траекторию полета и, наливаясь пунцовым светом, медленным бумерангом влетела обратно в окно и поплыла по воздуху к Заре.

Это было невероятно, как на рапидной киносъемке Акопяна о цоевском сеансе телепортации пуговиц.

Но это было на глазах застывших в изумлении гэрэушников и остолбеневшего Шикалина.

Впрочем, Шикалин тут же пришел в себя и ринулся наперерез «брошке», паля в нее из пистолета.

Однако «брошь» прошла сквозь пули, как недавно она прошла к Заре сквозь стены этой же лаборатории. И уже вплывала в правую руку Зары, когда Шикалин, повернув на Зару пистолет, нажал курок. Чисто рефлекторно, инстинктом, Зара мысленно прикрылась бабушкиной «брошью», и вдруг… красный и узкий, словно лазерный, луч изошел из этой «броши» навстречу выстрелу, аннигилировал, сжег вылетевшую из дула пулю, сам пистолет и руку Шикалина — до плеча!