Сара приложила все старания, чтобы превратить дом в по-рождественски украшенное семейное гнездышко. В воздухе пахло хвоей, на окнах, на столе, на комоде – везде горели свечи. Хотя рождественский мотет Каландрелли звучал очень тихо, он обжег Эльзу болью. Ее мать никогда не любила классическое пение, это была музыка Антонио.

На диване в гостиной сидели Энцо и Тереза. Хотя ему и было очень трудно, но Энцо встал и обнял ее. «Черт возьми, как мне тебя не хватало, дедушка!» – подумала она и прижалась к его груди. Его сердце билось медленно и сильно, и это ее успокоило, потому что ей вдруг стало страшно, что Энцо умрет, а она не успеет сказать, как сильно его любит. Тереза сидела и жевала пряник Эльза поцеловала ее в левую и правую щеку.

– Как твои дела, деточка? – спросила Тереза. Ее голос звучал добродушно, по-рождественски.

– Спасибо, хорошо. Очень хорошо. Все в порядке.

Эльза чувствовала, что сказала многовато, чтобы в это можно было поверить, но улыбнулась бабушке и подумала, что надо было подарить ей новые четки. Конечно, Тереза обрадовалась бы, потому что для нее молиться и перебирать четки было единственным развлечением в эти дни.

Все пили кофе и «Вин Санто» с пряниками, а Эди шумно прихлебывал какао из большой чашки. Он подпрыгивал и дрыгал ногами до тех пор, пока не пролил какао на диван, на скатерть и на пуловер, потому что забыл, что держит чашку в руке, и просто выронил ее. Для него это стало поводом разразиться громким пронзительным смехом, иногда прерываемым визгом.

– Можешь пойти погулять, Эди, если тебе скучно, – сказал Романо подчеркнуто спокойно, а Сара убежала в кухню, чтобы принести ведро и тряпку.

Эди от восторга снова подпрыгнул, сбил со стола свечку, которая подожгла всего лишь одну салфетку, и выскочил из комнаты.

После этого наступило спокойствие. Несколько мирных минут в семье Симонетти. Тереза в порядке исключения молчала, у Сары на лице застыла улыбка. Эльза заметила, что Энцо мучают сильные боли. Его ревматизм прогрессировал все быстрее. Ему трудно было даже встать со стула и пройти пару шагов.

– Что нового в Сиене? – спросил Романо. – Как учеба?

– Я влюбилась, – объявила Эльза. – Но я уже сказала тебе об этом по телефону, а больше пока ничего не хочу говорить.

Около половины шестого Тереза убрала со стола. На улице было уже темно, хоть глаз выколи. Эльза сидела перед полкой и искала какой-то компакт-диск, когда Эди, заливаясь слезами, вбежал в комнату и в полном отчаянии уселся на диван. Кролик, напоминавший тряпку, выпал у него из рук. Он был мертв, но Эди этого не осознавал. Он не понимал, почему кролик лежит без движения, не прыгает и не открывает глаза. Эди тряс его, прижимал к себе и кричал: «Эй, Тигр, проснись!»