Мышкин посмотрел в окно. Он увидел на берегу кучу железного лома чуть не до неба.
– Еще не все успели прибрать, – словно извиняясь, сказала Анна Васильевна. – Было в двадцать раз больше.
– Вы можете себе представить, чтобы из этого металла когда-нибудь, пусть через миллион лет, а главное,
Мышкин усмехнулся, но ответа не нашел и перевел на другое. Заговорил о том, что он хоть и атеист, но в храм иногда ходит отдохнуть душой, однако, с каждым разом все реже. Раздражают придирки служек.
– А недавно, представляете, – пожаловался он, – у меня потребовали пропуск – нательный крестик. И не пустили.
– Где? Кто? – возмутился настоятель.
– Неужели священнослужитель? – не поверила Анна Васильевна. – Если так, то это был просто негодяй, а не служитель… прости меня, Господи, за мои слова!..
– У нас? – огорченно спросил отец Серафим.
– Нет-нет! – торопливо сказал Мышкин. – Совсем в другом месте!
– Боюсь, что все-таки у нас, – покачал головой владыка Назарий. – Кто же он, паршивец этакий?
Уехал он отвратительном настроении.
18. Погром
18. Погром
Подъехав к служебной стоянке, Мышкин неожиданно обнаружил, что его персональное место занято. Там стоял незнакомый форд – белый, с какой-то надписью по бокам и роскошной мигалкой. Дмитрий Евграфович рассвирепел:
– Сволочь депутатская! Мало того, что вы, суки демократические, государство себе в карман положили. Ты еще и мое законное место захапал!
Он подошел к форду и ударил ногой по левому переднему колесу. Машина вздрогнула, но смолчала. Мышкин разъярился еще больше. «Даже сигнализацию, гад, не поставил. Неприкосновенность у него! А у меня вот – нет».
Обошел машину и ударил по правому колесу. Форд молчал.
Ладно, черт с ним. Но прежде чем уйти, Дмитрий Евграфович щедро, от души, плюнул на лобовое стекло автомобиля.
Внезапно машина исторгла истошный рев и скрежет. Замигали фары и подфарники, завертелась огромная корзина сине-красного спецсигнала. Тут-то Мышкин и обнаружил, что на боку форда написано «полиция».