Мышкин пошарил по открывшемуся месту. Пусто. Волкодавский всегда держал ключ под этой бочкой.

Оставалось одно. Обмотал правую руку пиджаком, с которого дождь так и не смыл кровавые пятна, подошел к окну веранды, зажмурился, размахнулся и ударил. Осторожно освободил раму от осколков, забрался на веранду, и не поверил, что на свете еще есть место, где ничего не льет на голову.

Входная, конечно, тоже заперта. Он дернул ручку – машинально, без надежды. Неожиданно дверь мягко подалась и со скрипом отворилась.

С литваковского мобильника Мышкин набрал номер Волкодавского.

– Привет, Михаил Николаевич…

– Кто? – утробно пробурчал Волкодавский.

– Дима. Мышкин.

– Дима? Дима?! Ты что – охренел?! – взревел Волкодавский.

– Нет, я не охренел, – слабо возразил Мышкин.

– А кто?!

– Не знаю.

– А что ты знаешь? Ты хоть знаешь, который час?

– Сейчас скажу.

– Половина третьего, чтоб ты знал, садист!

– У меня, Миша, машина сгорела. Вот сейчас.

– Да ну! – поразился Волкодавский. – Совсем сгорела? – сочувственно спросил он.

– Совсем.

– Авария? Бандюки? Оборотни в погонах?

– Карбюратор перелило. Бензин попал на выпускной коллектор. Вспыхнула, как щепка.

– А ты? Жив?