— Конни? Ты дома? — закричал он, перешагивая через груду приготовленного к стирке белья и направляясь к двери в кухню. — Конни! Ты?..

Судорожно выставив руку в сторону, он успел опереться на холодильник и кое-как устоять на пошатнувшихся ногах.

— Простите, генерал. Вы что-то сказали?

Эдвард Марин чуть покачивался из стороны в сторону, точно дерево под ветром. Или, скорее, точно изготовившаяся к броску змея. Он стоял за спиной у Рейчел, и на фоне его темного туловища смутно виднелось ее лицо — бледное пятно над кухонной стойкой.

— Нет…

Звук, сорвавшийся с губ несчастного отца, нельзя было назвать даже криком — скорее выдохом.

Прайс медленно шагнул влево, стараясь не делать резких движений и не сводя глаз с Марина. Того было практически не узнать. Волосы, обычно идеально приглаженные, спутались и блестели от пота, губы кривились в злобной ухмылке, оскаленные зубы словно бы не могли принадлежать человеку. Прайс видел и прежде у Марина проблески такого оскала, краткие и мимолетные. Но ему и в страшном сне не представлялось, каково будет, если то, что таится внутри маньяка, полностью вырвется на поверхность.

Когда Прайс вышел наконец из-за кухонной стойки и увидел, что стало с его маленькой девочкой, внутри у него все сжалось. Он согнулся пополам, и его чуть не вырвало.

— Что-нибудь съели, генерал?

Она была совершенно обнажена и привязана проволокой к кухонному стулу. Бледную кожу избороздили узкие разрезы — от шеи и до колен. В самых неглубоких ранах кровь уже начала останавливаться и запекаться, но из остальных так и текла алыми ручьями по телу. Прайс зажмурился, стараясь заблокировать замелькавшие в голове картины: рождение и детство дочери. В голове у него мутилось.

— Простите, генерал, я так невежлив. Вы, верно, беспокоитесь о вашей жене. Она там, наверху. Только, боюсь… она мертва.

— Сукин сын! — Голос вернулся к Прайсу вместе с могучим выбросом адреналина в кровь. — Я убью тебя!

Он шагнул вперед, но остановился: в воздухе сверкнул длинный охотничий нож. Обхватив сзади Рейчел обеими руками, Марин принялся медленными кругами размазывать кровь у нее на правой груди. Когда он зажал указательным и большим пальцами сосок девочки, голова ее чуть шевельнулась. Она была жива.

Прайс вынул из кармана револьвер девятого калибра.

— Прочь от нее! Живо!

Марин нагнулся чуть ближе к Рейчел, задевая ее волосы губами и нашептывая что-то на ухо. Прайс видел, как веки дочери затрепетали, но, не успела она поднять на него глаза, он снова твердо уставился в лицо Марину:

— Я сказал — прочь!

Марин задумчиво продолжал гладить сосок девочки, держа нож так близко к ее горлу, что Прайс не мог рискнуть и выстрелить.