— Послушай-ка, парень, мне дела нет до того, сколько времени ты прослужил в военной полиции, теперь ты работаешь в моем графстве, и если ты не будешь следить за тем, как со мной разговаривать, то скоро узнаешь, что это такое.

Такер помолчал некоторое время, а потом заговорил негромким, сочным голосом:

— Шериф Уиллис, мы всегда рады предложить вам чашечку кофе и возможность отдохнуть, вытянув ноги. В любое время. Но если вы хотите забрать кого-то из моей тюрьмы, то будьте добры подготовить соответствующие бумаги. Вот так работают на территории, на которую распространяется моя юрисдикция.

Лицо Скитера превратилось в темно-вишневое… Он сделал на пятках поворот «кругом» и вышел, не говоря ни слова.

— Ууу! — присвистнул Бартлетт. — Я еще ни разу не видал старину Скитера таким бешеным!

— Он предъявил необоснованное требование. Я не мог его удовлетворить.

— Знаю, начальник, но этот человек пробыл шерифом в нашем графстве дольше, чем кто-либо в состоянии припомнить, и с этим человеком вам лучше ладить.

— Пойду ему в чем-нибудь навстречу.

— Что ж, сэр, надеюсь, что вам предоставится подобный шанс. Уж поверьте мне, а я знаю, что говорю: он этого так не оставит.

— Бадди, я очень благодарен вам за совет. Действительно, благодарен. — На Такера произвела впечатление искренняя озабоченность молодого человека, и потому его заявление прозвучало убедительно. А для подстраховки он позвонил мировому судье и между делом известил его о запросе Скитера, отказе и совете, который он дал шерифу. Затем, как следует все обдумав, он позвонил Билли Ли и рассказал о случившемся.

Билли выслушал его до конца, а затем заявил:

— Такер, Бадди Бартлетт прав. Теперь надо глядеть в оба. Думаю, что вы поступили правильно, позвонив мне, а не мистеру Холмсу. Если между вами и Скитером возникнут проблемы, звоните немедленно, неважно, дома я буду или в Атланте. Понятно?

— Я так и поступлю, губернатор, и признателен вам за заботу.

Фокси Фандерберк не знал, что ему делать с кудзу. Он уже испробовал все. Как и многие южане, он считал это широколиственное вьющееся растение, похожее на плющ, чуть ли не идеальной чудо-подстилкой, зеленым ковром для прежде голой земли. Его завезли с Филиппин в двадцатые годы и считали сельскохозяйственной панацеей. Штат засевал им откосы и обочины дорог, чтобы прикрыть пятна липкого краснозема, через который прокладывалось шоссе, и тем самым добиться двойного эффекта: эстетического и антиэрозионного. Беда, однако, заключалась в том, что кудзу не знал, где остановиться. Он спускался по откосам насыпей и залезал на соседние поля, глушил культурные растения, оплетал деревья, телеграфные и телефонные столбы, и даже дома. Поговаривали, что дом того человека из Алабамы, который завез кудзу в страну, был, в конце концов, съеден этим вьющимся растением. Возмездие в поэтико-романтическом духе, подумал Фокси.