Светлый фон

Анализ экономических факторов, поляризации итальянского общества и активности марксистски настроенного студенчества и прокоммунистического рабочего класса говорит о том, что в Италии назрела революционная ситуация и стена капитализма стала, по выражению В.И. Ленина, «гнилая – ткни, и развалится»…

Брежнев поднял глаза от документа и весело обвел взглядом членов Политбюро.

– Ну вот! – усмехнулся он с гордостью. – А кто говорил, что доктрина Брежнева не сработает? А стоило потрудиться, стоило помочь зарубежным товарищам деньгами, оружием и опытом – и пожалуйста: Афганистан наш, половина Африки наша, Ливия и Палестина тоже практически наши, а теперь и Италия падает к нам в руки. И ведь это только начало, товарищи! Как только Италия станет соси… сосиалиссси… ё-моё, никак не могу выговорить, понимаешь…

– Социалистической, – подсказал Черненко.

– Да знаю я! Короче, как только Италия станет нашей республикой, НАТО рассыплется, лопнет Североатлантический пакт, кончится американская гегемония в Европе, и Франция, Испания, Греция тоже посыплются к нам, как спелые орехи. А там, глядишь, и Южная Америка – Бразилия, Аргентина, Перу. А за ними Мексика и эта… как ее?..

– Никарагуа, – подсказал Черненко.

– Вот, Ника Рагуа, прямо у Америки под брюхом. Жаль только, староваты мы стали… – Брежнев откинулся в кресле и посмотрел в окно. Там, за окном, кислая мартовская метель гуляла над Старой площадью и мокрым снегом слепила стекла. – Италия! – произнес он мечтательно. – Эх, сбросить бы годков двадцать, вот мы бы дали в Италии дрозда!

Члены Политбюро расслабились, засмеялись. Перспектива давать в солнечной Италии «дрозда», когда в Москве гуляют снежные мартовские метели, всем пришлась по душе – и 80-летнему Пельше, и 76-летнему Суслову, и 75-летнему Косыгину, и 74-летнему Тихонову, и 72-летнему Кириленко, и 70-летним Громыко и Устинову, и 67-летнему Черненко, и даже таким «юнцам», как 60-летний Щербицкий и 56-летний Романов.

– Леонид Ильич, – сказал Пономарев, ловя благоприятный момент. – Есть предложение помочь итальянским товарищам.

– Как? Опять? Мы же только что дали им семь миллионов долларов! Или я путаю? – Брежнев посмотрел на Черненко, который обладал уникальной памятью и последние тридцать лет был у Брежнева вместо записной книжки, калькулятора и дневника.

Черненко подтвердил:

– Шесть с половиной в 76-м, шесть в 77-м и семь в прошлом году.

– Я не об этой помощи, это само собой, – произнес Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК.

– А что же еще? – недовольно спросил Брежнев, он не любил этого постоянного вымогательства, с которым то и дело являлись в Москву все генсеки и председатели зарубежных компартий.