Неизвестно, знал ли об этом Брежнев, но некое противостояние по «еврейскому вопросу» он, конечно, ощущал и, как опытный кремлевский политик, вовсе не собирался подставляться этой «новой гвардии». Он безразлично пожал плечами. Против начала великой итальянской революции в день еврейской Пасхи у него не было и не могло быть никаких возражений.

Судьба одиннадцати с половиной тысяч еврейских эмигрантов в Риме, Остии и Ладисполи была решена.

50

Я снова встретил их на улице – наш Ладисполи так мал, что здесь труднее разминуться, чем встретиться. Инна сказала:

– Ты почему не приходишь к нам обедать? Посмотри, на кого ты похож! Кожа да кости! У тебя что, нет женщины, которая бы тебе готовила?

Я усмехнулся:

– Ты хочешь, чтобы я завел себе женщину?

– Только посмей! Я тебя убью!

Я изумленно и даже испуганно распахнул глаза – ляпнуть такое при муже!..

– Ой, перестань! – нервно отмахнулась Инна. – А то он не знает, что у нас с тобой был роман! Думаешь, почему мы записались в Австралию? Он боится, что в Америке я сбегу от него к тебе! Но ведь ты меня не возьмешь, правда?

– Правда, – сказал я.

Она повернулась к мужу:

– Вот видишь! – И снова ко мне: – Но мы все равно поедем в Австралию! Подальше от тебя! – И снова к мужу: – Илья, скажи ему, чтобы он приходил к нам обедать.

Меня всегда поражает власть маленьких женщин над крупными (в объеме) мужчинами. Этот громадный, как эвкалипт, Илья покорно повторил:

– Вадим, приходите к нам обедать.

– Спасибо, – ответил я. – Никогда не приду.

И вдруг Юлька заплакала.

– Ты чего? – удивилась Инна.

– А он сказал, что не придет… – объяснила Юлька и заревела еще громче.