— …так что умерь свой пыл и докажи мне, что ты не такая сумасшедшая, как твой отец.
«Орел или решка».
— Ты прав.
— Но я в этой истории никому не доверяю. Ни друзьям моего отца, ни его врагам, ни фликам.
Она отводит глаза.
— Кроме тебя.
Натан догадывается, о чем она думает:
«Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной».
Он обнимает ее и осторожно переводит на другую сторону улицы. То, что началось с кровавой бани, обычно ею и заканчивается.
«Если Иезавель взорвется, я взорвусь вместе с ней».
На Клингельхеферштрассе полдень, а никто и не думает подходить к почтовому ящику с надписью «Фромм & К°». Тянутся долгие часы, и Натан снова и снова возвращается к мыслям о мертвых и к предположениям, о которых лучше бы не вспоминать. Иезавель смотрит на него сочувственно.
«В тепле, с мамой».