Они слушали — начальник национальной полиции и замминистра юстиции, они сидели рядом с Йоранссоном и начинали понимать.
— Вы, разумеется, знаете не хуже меня, что военные не могут вмешиваться в гражданские операции.
— Вы чиновник, Йоранссон. Если вы в чем-то и хороши, то исключительно в этом. В чиновнической работе. Я хочу, чтобы вы нашли решение.
— Эверт…
— Пока заложников не убили.
Йоранссон держал телефон.
— Это звонил Гренс. Тот самый комиссар, который расследует Вестманнагатан, семьдесят девять. Теперь он здесь.
Йоранссон ткнул в план, в тонкие черточки, символически передававшие реальность. Эверт Гренс стоял где-то там. Именно Эверт Гренс очень скоро примет решение, основываясь на информации из доступных ему баз данных. Основываясь на образе, созданном собственными коллегами, образе, который дает любому полицейскому право стрелять на поражение.
— Здесь… он, полицейский руководитель операции, стоит вот здесь. Он отвечает за операцию, он решает, как именно она пойдет.
Рука Йоранссона дрожала. Он крепче прижал палец к карте, но рука все равно дрожала. Обычно такого не бывало — чтобы у интенданта Йоранссона тряслись руки.
— Тысяча пятьсот три метра до окна, где регулярно видят Хоффманна, и снайпер, полицейский снайпер, у которого нет необходимой выучки и снаряжения. Поэтому Гренс требует военного снайпера. С более мощным оружием и боеприпасами, обученного стрельбе на дальние расстояния.