— Мы узакониваем убийство!
Он швырнул бумажный комок, тот попал в оконное стекло, затем срикошетил от стола замминистра юстиции.
— Что, если мы дадим полицейскому руководителю то, что он просит? И если он будет принимать решения, исходя из того, что ему известно о Хоффманне? Возможно, Гренсу придется отдать приказ о стрельбе на поражение в человека, который никогда не совершал насильственных преступлений, но при этом имеет репутацию беспредельщика, способного на любое насилие.
Замминистра наклонилась и подобрала бумажный шарик, подержала в руках, долго смотрела в лицо человека на грани срыва.
— Если все так и будет, если этот полицейский получит военного снайпера и ему придется принимать решение о стрельбе… то он примет это решение ради спасения жизни заложников.
Она уже снова владела голосом и говорила очень тихо — можно разобрать слова, но не более того. Гостям пришлось затаить дыхание.
— Убивал только Хоффманн. И только Хоффманн угрожает убить снова.
Четырехугольный прогулочный двор Аспсосской тюрьмы — запыленные грубые камни. Ни людей, ни звуков. Заключенные сидят по своим камерам уже часа два, и двери откроются не раньше, чем закончится операция по спасению заложников. Гренс прогуливался с Эдвардсоном; двое спецназовцев — на шаг впереди, Херманссон — на шаг сзади. Она дождалась Гренса у ворот тюрьмы и коротко рассказала о встрече с тюремным врачом. Тот слышать не слышал ни о какой эпидемии и ни разу за все время работы в Аспсосской тюрьме не объявлял карантин. Они подошли к дверям, ведущим на первый этаж корпуса «В». Гренс остановился и подождал Херманссон.
— Идиотское вранье… и сходится… сходится вот с этим всем. Продолжайте, Херманссон. Найдите директора тюрьмы и заставьте его отвечать.
Она кивнула и повернулась; Гренс проследил взглядом за ее худой спиной и плечами в легкой пыльной дымке. Они не часто разговаривали в последнее время, даже в последний год, да он вообще ни с кем особо не разговаривал. Когда он съездит на могилу, то эта девочка снова станет ему ближе. Гренсу никогда не нравились женщины-полицейские, но этой девочке он с каждым годом симпатизировал все больше. Он все еще чувствовал себя неуверенно, когда она смеялась над ним и когда злилась, но она была способной, умной и смотрела на него требовательно, не допуская компромиссов, как мало кто осмеливался. Гренс поговорит с ней, может, даже на минутку уведет ее из управления и пригласит на чашку кофе с кексом, недалеко, в закусочную на Бергсгатан. Приятно было думать об этом. Как он выпьет кофе с дочерью, которая у них так и не родилась.