Ковер гасит взрывную волну и направляет ее вниз, защищая того, кто стоит рядом.

Второе темное место обнаружилось в беседе с тюремным инспектором по фамилии Якобсон.

Якобсон говорил, что Хоффманн покрыл кожу заложника пакетиками с какой-то жидкостью, которая, как показало расследование, оказалась нитроглицерином.

Нитроглицерин в таких огромных количествах превращает тело в клочья, опознать которые невозможно.

Эверт Гренс захохотал.

Он стоял посреди кабинета, глядя на плеер и распечатки на столе. Продолжая смеяться, комиссар вышел из участка и поехал в Аспсос, к стенам, высившимся над поселком. На центральной вахте он потребовал все записи с тюремных камер слежения, начиная с четырнадцати часов двадцати шести минут двадцать седьмого мая. Вернулся к себе, принес еще кофе из автомата и сел, чтобы отследить каждую секунду с момента смертельного выстрела с колокольни.

Гренс уже знал, что ищет.

Он выбрал видеокамеру номер четырнадцать, висевшую над окном центрального поста. Потом промотал запись вперед и остановил, чтобы изучить каждого выходящего. Надзиратели, посетители, заключенные, поставщики, лицо за лицом, проходили мимо камеры, волосы на уровне объектива, кто-то предъявлял удостоверение, кто-то расписывался в журнале посещений, большинство просто махали рукой знакомому дежурному.

Он успел просмотреть до записи, сделанной через четверо суток после выстрела.

И сразу понял, кто перед ним.

Очень коротко стриженный человек в форме надзирателя в двадцать часов ноль шесть минут заглянул в камеру, направляясь к выходу, немного задержал взгляд и пошел дальше.

Знакомое ощущение в животе и груди обычно бывало гневом, но сейчас было чем-то другим.

Он остановил запись и отмотал ее назад. Человек на экране недолго поговорил с дежурным, потом взглянул вверх, в камеру — совсем как три недели назад, стоя возле другого дежурного, сидевшего в другой стеклянной будке — в правительственной канцелярии. Гренс проследил за человеком в форме надзирателя до самой дуги безопасности, ворот и стены, до камер под номером пятнадцать и шестнадцать. Человеку на экране было трудно сохранять равновесие. Как же страшно грохнуло в тот день. От такого грохота рвутся барабанные перепонки.

Ты жив.

Вот почему комиссар потом три часа сидел на столе и смотрел на ширящуюся на полке дыру.

Я не принимал решения о смерти.