Следом послышался другой голос. Он прозвучал слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова. Я был уверен, что говорит отец Том, но не мог понять по его тону, угрожает ли преподобный кому-то или утешает.

28

28

Если бы я доверился своим инстинктам, я кинулся бы отсюда со всех ног, прибежал бы домой, заварил себе чаю, намазал булочку лимонным джемом, поставил кассету с Джеки Чаном и провел следующие пару часов на диване, укрыв ноги пледом и заперев свое любопытство в чулане.

Однако гордость не позволяла мне признать, что чувство моральной ответственности развито у меня в меньшей степени, чем у моей собаки, поэтому я дал знак Орсону оставаться на месте и ждать, а сам полез вверх по стремянке – с 9-миллиметровым «глоком» в правой руке и украденным дневником отца Тома за поясом.

Словно ворон, отчаянно бьющий крыльями в клетке, в моей голове метались образы из сумасшедших снов Льюиса Стивенсона. Шериф мечтал растерзать девочку – ровесницу его десятилетней внучки, но крики, раздавшиеся на чердаке, должны были принадлежать совсем маленькому ребенку. Впрочем, если пастор прихода Святой Бернадетты был одержим таким же безумием, как Стивенсон, с какой стати ему в своих маниакальных притязаниях ограничиваться лишь теми, кому уже исполнилось десять лет?

Добравшись до верхней ступеньки и держась одной рукой за тонкую неустойчивую верхушку лестницы, я обернулся, посмотрел вниз и встретился взглядом с Орсоном. Пес, как было ему велено, сидел в коридоре и не пытался следовать за мной.

Вот уже полчаса он был на удивление послушен, выполняя все мои приказы без саркастического фырканья и закатывания глаз. Он никогда еще не вел себя так примерно. Скажу больше: за последние полчаса он, бесспорно, завоевал золотую олимпийскую медаль по послушанию.

Ожидая в любой момент получить от внезапно появившегося священника удар ботинком по голове, я поднялся еще выше и оказался наконец на чердаке. Видимо, до сих пор мне удавалось действовать достаточно скрытно, поскольку отец Том не поджидал меня, чтобы вбить мою височную кость в мои же мозги.

Люк располагался посередине небольшого пустого пятачка, вокруг которого, как мне удалось разглядеть, были навалены картонные коробки различных размеров и формы, старая мебель и другой непонятный хлам. Эти завалы достигали в высоту двух метров. Голая лампочка, висевшая прямо над люком, не горела. Свет шел из дальнего угла чердака, расположенного слева, ближе к фасаду.

Я стоял на четвереньках, хотя вполне мог бы распрямиться в полный рост – пологая нормандская кровля располагалась довольно высоко, и мне не грозило удариться головой о балки. Но я боялся не этого. Мне все еще казалась вполне вероятной возможность получить от взбесившегося святого отца либо удар по черепу, либо пулю между глаз, либо нож в сердце, поэтому я решил высовываться как можно меньше. Если бы я умел скользить на животе, как змея, я не раздумывая выбрал бы именно этот способ передвижения.