Меня изумило, во-первых, то, что Другой не имел ни малейшего сходства с обезьяной, а во-вторых, то, что он напал на отца Тома – своего исцелителя и благодетеля, вместо того чтобы вцепиться в глотку мне. Но, конечно же, огромный черный и рычащий зверь оказался не Другим. Это был Орсон.

Стоя на спине священника, пес вцепился зубами в воротник его тренировочного костюма и рычал так злобно, что я не на шутку испугался, как бы он на самом деле не перегрыз преподобному горло.

Поднявшись на ноги, я отозвал собаку, и она мгновенно повиновалась, не причинив поверженному воину ни малейшего ущерба. Кровожадность пса была чистой воды театральным эффектом.

Падре даже не пытался подняться с пола. Всклокоченные потные волосы свисали ему на лицо. Он тяжело дышал, всхлипывал и продолжал горько твердить:

– Ты… Ты…

Он наверняка знал достаточно много и был в состоянии ответить практически на все мои вопросы относительно того, что происходит в Форт-Уиверне и Мунлайт-Бей, но мне не хотелось с ним говорить. Я просто не мог.

Другой, судя по всему, по-прежнему находился где-то здесь, прячась в каком-нибудь темном углу чердака. И хотя я не считал, что он представляет для нас с Орсоном опасность, тем более что в руке у меня был «глок», сейчас я его не видел и поэтому не мог не учитывать в нынешнем раскладе сил. Мне не хотелось преследовать его, но еще меньше хотелось, чтобы он охотился за мной в этом тесном пространстве.

Конечно, все эти рассуждения по поводу Другого являлись для меня всего лишь предлогом, чтобы поскорее смыться отсюда, и внутренним оправданием этого бегства.

На самом деле я боялся иного – ответов, которые отец Том мог бы дать на мои вопросы. Мне не терпелось услышать их, но, видимо, я еще не был готов узнать правду.

Ты.

Он произносил это слово с нескрываемой ненавистью, с яростью, видеть какую было удивительно не только в служителе господа, но и просто в человеке, который еще совсем недавно отличался добросердечием и мягкостью. Обычное местоимение звучало в его устах проклятием.

Ты.

Я не сделал ничего для того, чтобы заслужить подобное отношение. Не я породил к жизни те несчастные существа, освобождению которых посвятил себя священник. Я не имел никакого отношения к проекту Форт-Уиверна, в результате которого заразилась его сестра, а возможно, и он сам. А значит, он ненавидел не меня лично, а того, кем я являюсь.

А кем я являюсь?

Кем я являюсь, как не сыном своей матери?

По словам Рузвельта Фроста и даже шефа полиции Стивенсона, существуют те, кто почитает меня благодаря моей матери, хотя мне они до сих пор не встречались. Другие по той же причине меня ненавидят.