Я дрожал, собираясь с силами, чтобы выглянуть в проход и встретиться взглядом с Другим, в глазах которого я, возможно, увижу частицу самого себя. Я вцепился в «глок», будто он был не оружием, а талисманом, распятием, с помощью которого я мог отогнать грозившую мне опасность, и наконец принудил себя к действию. Подавшись вправо, я высунул голову в проход и… никого не увидел.

Боковой коридор вдоль южной части чердака был шире, чем тот, который шел вдоль восточной его части, – около полутора метров. На фанерном полу, под самым скатом крыши, лежали узкая подстилка и смятые простыни. Свет шел от лампы с конусообразным плафоном, державшейся на прищепке, прицепленной к стропилу. Рядом с подстилкой стояли термос, тарелка с нарезанными фруктами и ломтями хлеба с маслом, судок с водой, пузырьки с лекарствами и медицинским спиртом, лежали бинты для перевязки, сложенное полотенце и влажная, пропитанная кровью тряпка.

Пастор и его гость испарились словно по мановению волшебной палочки.

Хотя потусторонний голос Другого приковал меня к месту, после того, как существо умолкло, я оставался неподвижным не более минуты, а то и меньше. И тем не менее сейчас в открывшемся моему взгляду проходе не было ни его, ни отца Тома.

На чердаке царила непроницаемая тишина. Не было слышно шагов. Не слышалось вообще ни единого звука, кроме поскрипывания дерева, обычного для старых домов.

Я невольно поднял глаза к стропилам, подумав, уж не последовала ли эта парочка примеру умного паука, взобравшись по каким-то невидимым нитям под кровлю и свернувшись в плотной тьме, царившей наверху.

Справа от меня возвышалась стена из коробок. Свод крыши был здесь достаточно высок, чтобы я мог стоять в полный рост. Слева, сантиметрах в двадцати от моей головы, торчали острые концы стропил. И все же я принял положение, казавшееся мне более безопасным, слегка пригнувшись и подогнув колени.

Свет лампы мне не грозил, поскольку плафон ее был повернут в противоположную от меня сторону, поэтому я решил подойти поближе к подстилке и рассмотреть стоящие рядом с ней предметы. Носком кроссовки я разворошил смятые простыни. Не знаю уж, что я ожидал там обнаружить, но не нашел ровным счетом ничего.

Я не боялся, что отец Том решит спуститься вниз и наткнется на Орсона. Во-первых, я был уверен, что пастор еще не покончил с делами, которые привели его на чердак, а во-вторых, у моего искушенного в преступных деяниях пса хватит смекалки, чтобы спрятаться и не высовывать носа до тех пор, пока не появится возможность улизнуть.

Вдруг в голову мне пришла мысль, что, если пастор спустился вниз, он неизбежно уберет стремянку и запрет люк. Я, конечно, смогу открыть щеколду изнутри и спуститься, но для этого мне придется наделать столько шума, сколько наделали сатана и его приспешники, когда их низвергли с небес.