На втором этаже находится комната, превращенная в гимнастический зал. Здесь стоят велотренажер, гребной тренажер, физкультурные маты и несколько приспособлений для того, чтобы качать мускулатуру, – с грузами от одного до десяти килограммов. Эта же комната служит Саше и в качестве ее гомеопатической аптеки. Здесь она хранит бесчисленные баночки с витаминами и минеральными добавками, здесь же занимается йогой. Взобравшись на велотренажер, Саша крутит педали до тех пор, пока с нее не начинает градом катиться пот, а прибор показывает, что она «проехала» как минимум пятьдесят километров. На гребном тренажере она упражняется до тех пор, пока не «переплывет» в своем воображении озеро Тахо, напевая при этом ритмичные мелодии Сары Маклаллан, Джулианы Хэтфилд, Мередит Бруксили, Саши Гуделл, а когда она, лежа на спине, поднимает и опускает ноги, кажется, что от гимнастических матов вот-вот пойдет дым. Причем, закончив упражнения, Саша оказывается еще более энергичной, чем до начала занятий, – раскрасневшаяся, пышущая жизнью. А после медитации в какой-нибудь очередной позиции йоги она бывает настолько «расслаблена», что, кажется, вот-вот взорвет все вокруг себя.

Господи, как же я ее люблю!

Когда я вышел из тренажерной комнаты, меня вдруг охватило предчувствие неизбежной и невосполнимой утраты. От страха я затрясся, да так сильно, что мне пришлось прислониться к стене.

С ней ничего не могло случиться днем или во время десятиминутной поездки на машине от студии на Сигнал-хилл, расположенной в самом центре города. Обезьяний отряд выходит на охоту только ночью, а в дневное время где-то прячется – возможно, в дренажных трубах, проложенных под холмами и улицами города. В тех самых мрачных бетонных катакомбах, где я нашел коллекцию черепов. Днем даже люди-оборотни, подобные Льюису Стивенсону, держат себя в руках с большим успехом, нежели ночью. Точно так же, как людям-зверям из «Острова доктора Моро», им гораздо труднее контролировать свои животные инстинкты именно по ночам. С заходом солнца в них просыпается жажда приключений, и они позволяют себе то, на что никогда не осмелились бы при свете дня. Нет, Саше наверняка ничто не грозит сейчас, когда грядет рассвет. Впервые в своей жизни я испытывал облегчение от того, что над землей восходит солнце.

Наконец я добрался до ее спальни. Здесь не было ни музыкальных инструментов, ни книг, ни кастрюль, ни баночек с витаминами, ни тренажеров. Кровать была простой, с незатейливой стойкой в изголовье, и накрыта ворсистым покрывалом. Не было ничего примечательного ни в стоявшем здесь комоде, ни в тумбочках, ни в светильниках. Стены были бледно-желтыми, словно отблеск встающего солнца на утренних облаках, и без единого украшения. Постороннему взгляду эта спальня могла бы даже показаться аскетичной и суровой, но, когда здесь появлялась Саша, спальня расцветала и выглядела не менее нарядной и радостной, чем комната в стиле барокко какого-нибудь французского замка, не менее безмятежной и спокойной, чем буддийский сад, в котором предаются созерцанию монахи.