— Следи за подозреваемой, — поставил меня на место Тим, — а ты останешься здесь.

— Ясно, — побеждёно буркнул малец, его ярый дух испарился, не пообещав даже следов.

Недовольство велением шерифа можно измерить силой хлопка дверью: однозначно можно сказать, что Сэм сильно не согласен. Чувствуются потуги не находящего своей щели взрослеющего характера. Готов спорить, у Тима и такой период в жизни был.

Или он уже родился несгибаемым умником?

Уолтер почесал шрам и поднял голову, уши навострил, чертяга этакий. Так он простоял не меньше минуты, пока не послышался цокот копыт за окном. Стража порядка угон лошади напарником сильно рассмешил, что заливистый смех не было сил не подхватить.

— Так и знал, — самодовольно пропихнул он сквозь гогот.

2:08

Оскар

Собака неслабо потрепала мою руку: клыки прошили плоть до костей, но сами они, к счастью, не раздроблены. От этого не то, чтобы менее больно, но осознание отсутствия у тебя инвалидности повышает тонус. Гнев так и не удалось усмирить, и я высадил всю обойму псине в голову.

Я зол и жесток.

Пришлось отрезать к чертям облегающую часть рукава, чтобы нормально врачевать руку. Мы с Юрико извели львиную долю антисептика, заживляющей мази и бинтов. Крови я успел потерять много, отчего не очень хорошо себя чувствую.

Японка вышла из бойни невредимой.

Не считая собак, больше всех досталось Нансенкрису: напарница не простила ему ни хамства, ни нетерпимости, ни травли собаками, ни взмахов топором. Сейчас Собаковод сидит перед разбитым окном в одном нижнем белье, связанный по рукам и ногам, каждую из которых прошила пуля. В живых да ещё и в сознании его удерживают жгуты и большое количество обезболивающего, заботливо одолженного Юрико.

Нансенкрис трясётся от боли, холода и страха — я бы назвал все три фактора нечеловеческими. Зрелище оказалось не из лёгких, поэтому приходится раз за разом давить накатывающее чувство жалости.

Для уполномоченного по медицинским преступлениям — будни.

Японка приготовила мразь к допросу, пошла кружить вокруг него свирепой пантерой. Моё место как ослабшего мягкотелого напарника — на подоконнике. От Юрико веет угрозой, неукротимой стихией и тяжёлым роком. Я слабо верю, что для Нансенкриса всё закончится хоть сколько-нибудь хорошо…

— Как тебя зовут?

Собаковод не ответил. Очень глупо с его стороны, а коллега наказывает глупость болью. Впервые вижу, чтобы так легко ломали ключицу.

И он взвыл не хуже своих псов:

— А-а-а-а-а!!! Нансенкрис Вуд… шлю…