По киношным стереотипам – так. Вот и проверит Ломакин, насколько живучи киношные стереотипы, насколько они, стеретипы, подменяют реальность, более того – становятся реальностью. Что-что, но в ИЛЛЮЗИОНЕ трюкач Ломакин завсегда на шаг впереди дилетанта.

Где ты, дилетант? Пора!

Он отхлебнул остывший чай. Дохлебал. Ждал. А-а, черт! Сообразил в последнюю минуту: «Петр-первый» должен знать Гургена в лицо – телефонные регулярные прозвонки, да, но изначально-то «Петр первый» навестил Гургена лично, собственной персоной, чтобы и тени сомнения не закралось у владельца недвижимости: фирма солидная, бумаги подлинные, внешность располагающая. Это потом, позже запускаются лбы с внешностью… н-не располагающей – чтоб клиент посговорчивей стал. Если так, то паричком с пучком на затылке не отделаться, маскируясь. Да и нет у натурального Мерджаняна никаких пучков-излишеств и усиков нет. Кудимова с трудом, но можно убедить: я – не кто иной, как Мерджанян! Кудимов прежде никак и нигде с реальным Мерджаняном не сталкивался. А вот «Петр-первый»… М-мда, задачка. Впору одеялом накрыться и оттуда бубнить: я сегодня плохо выгляжу, ах, не смотрите на меня!

Л-ладно. Есть один вариантик… Кино так кино!

Он ждал. Дремота пощипывала веки. Брысь! Он ждал.

Дождался!

С улицы – шуршание шин. Сквозь штору, не коснувшись ее, не включая свет, Ломакин исхитрился углядеть: «жигуленок», шестерка, припарковался.

Дверца машины клацнула всего раз. И в подъезде гулко хлопнуло – тоже всего раз. Предугадал, значит, Ломакин манеру действий «Петра-первого» – один пришел, сам пришел.

Ломакин не стал запираться. Чему быть, того не миновать. Только у Ломакина свое представление о том, чему, собственно, быть и кому чего не миновать.

Дверь с лестничной площадки в зало бесшумно открылась. Бесшумно – тем не менее он расслышал, потому что слушал. Тот, кто пришел, пришел – не цокая подковками. Жути напущено достаточно, пора не пугать, а дожимать – и не кнутом, а пряником.

Ого! Ничего себе – пряник! Ломакин расслышал, потому что слушал: затвор щелкнул, затвор. Ствол, значит, у «Петра-первого»? На кой? Подстраховаться решил – ну как владелец недвижимости с переляку действительно ножом готов пырнуть («Зарежу! Мамой клянусь!»).

Или троица недобитков поступилась самолюбием и отчиталась по существу: мы ему, конечно, да-али, но он нам – больше, с таким только и справишься, если ствол имеется. Эх вы, шушера! Нич-чего нельзя поручить! Все сам, сам. Ствол, говорите? Ну, я пошел. Один, между прочим. Учитесь!

Вот только стрельбы не хватало Ломакину! Оно конечно, ствол – больше для понта, для уверенности в себе… но есть у оружия такое обыкновение – срабатывать помимо воли того, кто его держит.