— Мы с Ульрихом, извини, одного года, Лёдик. С чего ты взял, что он меня моложе?
— Ой, это ты извини, Лиличка, я имею в виду, что ты тоже нас значительно моложе. А мы с Симой застали еще ролики. Ролики были гораздо интереснее. Ролики соскакивали. Нам иногда вожатые разрешали за веревки дергать, на место их возвращать.
— Уселся, Лёдик, на конька, теперь тебя ни на какую тему сдвинуть невозможно…
На самом деле именно благодаря этому коньку Лёдик в первый день в Киеве всех спас от неловкости. С присущей грацией. Ульрих-то не знал, как повернуться. Свататься прежде не приводилось. Русский язык забыл, кроме лагерного. Ульриху предъявили Вику, буравя женихово лицо пытливыми взорами. При этом Люка отвернувшись вышла из комнаты. А Ульрих и глазом не моргнул. Облапил Викочку в пышные объятия: «Лючия — уже давно моя жена в мечтах! Он — уже давно мое дитя!» Семейные шерлокхолмсы соображали как могли. Люка молчала. Все терялись в догадках, размышляли и толкли воду в ступе. Сима ел глазами Ульриха и сопоставлял тапирьи Ульриховы черты с Викиной мордочкой. А Лера взмахом ресниц закрыла обсуждение. Она мгновенно поняла: нет никакого отцовства, но это ничего не меняет. Прибыла Люкина судьба. Каменная стена, за которой ее дочери, если получится, выпадет счастливо век жить. Поэтому Лера и порадовалась, и погрустила, и попугала себя, и выпила винца, и чуть пококетничала с приезжим иностранцем, и звенела бокалами, смехом, глазами сияла своими синими. И всех спасал Лёдин фронтовой говорок с сочными непечатными вкраплениями.
Славно же Лёдику потом отплатил в Париже Ульрих. Неприятием и непомощью. Не поехал встречать в аэропорт. Виктора не пустил. А когда-то Плетнёву обещал с три короба поддержек. Но после смерти Лючии Ульрих ничего поделать не мог с собой: ненавидел Плетнёва. Клеймил… И тем сильнее потом раскаивался после его смерти, неожиданной, вполне возможно — насильственной. Такой же страшной смерти, как Люкина.
— Ну, это ты, Лёдик, считаешь этого Ульриха занудой. А я уверена, важней всего — чтобы Симина дочка его любила. Ей с ним жить. — Да это тоже вопрос. Мы с Лерой и Симой долго говорили, пытались анализировать ситуацию, говорили в Киеве, даже не один раз, помнишь, Сима? Телефон-то она ему не дала при первом знакомстве. Он ко мне в Париже подобрался, из меня сведения вытянул. Но она-то, она, Лючия, с ним знакомиться тогда в Москве, скорее всего, не собиралась…
— Ну, это ты, Лёдик, считаешь этого Ульриха занудой. А я уверена, важней всего — чтобы Симина дочка его любила. Ей с ним жить.