…Стояли перед избой, куда вводили по три-четыре человека. В избе обыскивали и смотрели, какие документы у кого. У нас не было документов, но мы знали, что «документы» у нас на лице. Переводчик уже сказал нам, что мы командиры, поскольку у нас усы и длинные волосы.

Я решил, буду твердить, что я художник, кунстмалер. И вот дошла до меня очередь. Все это происходило в большой избе, где окно было завешено одеялом. Приказали положить вещмешки на стол, снять противогазы, стали все потрошить. Из санитарной сумки отбирать ничего не стали. Оставили в ней даже банку с медом с наклейкой от лекарства. Видимо, решили, что это лекарство. Зато отобрали кусок сахару, кусок сала, поясок и сложенный в четыре раза чистый носовой платок. Поразила мелочность. Как солдат может отбирать такие незначительные вещи у бывшего противника.

— Их кунстмалер! — прокричал я заготовленные слова.

Копавшийся в моих вещах парень поднял голову и уставился на меня. Перевел глаза на лейтенанта.

— Цайхнен портрет!

Ну, я вынул карандаш и с усилием набросал его портрет на какой-то бумажонке. Через пять минут портрет вышел и был похож. Обступившие солдаты загалдели и затопотали: «Гут, прима!» Стали подходить новые, они требовали, протягивали фото своих женщин — «фрау, цайхнен». Лейтенант вытянул из нагрудного кармана тоже фото, не то девушки, не то актрисы. У многих, я думаю, были фото популярных актрис. Слишком уж все там они были с уложенными волосами, в локонах.

Вроде бы даже, можно сказать, установился контакт. Но тут немцы решили у всех документы проконтролировать. А у меня имелась в нагрудном кармане фотография жены, где она стоит обнаженная на берегу, в капельках воды, и ветер гнет камыши над рекой.

Отбил руку немца — не сметь касаться. И вот они уже изменили тон. Загалдели: «коммунист, коммунист», решили, вероятно, что там у меня партбилет. Два немца схватили за руки, а третий вытащил парабеллум и собирался ткнуть. Вдруг лейтенантик, переводчик, с истрепанным разговорником, сунул мне под нос страницу, где было написано: «Что это такое?»

— Фрау, фрау, — только и мог выговорить.

Допрашивающий заржал и вытащил свои снимки и, перевернув их тыльной стороной вверх, пропустил через пальцы, как карточную колоду. Знаками показал сделать то же. Я повторил его движение. Меня развернули к двери и пинком сапога в зад выкинули на двор.

Вот что мог бы Семен записать — рассказ соседа по плену, по заболоченной яме. Сам, тоже художник, он попал в плен не так. Его собственный опыт рассказан в повести «Сквозь ночь», опубликованной.