…После десятидневного сидения на поле за проволокой, где накапливали пленных из числа окруженных немцами в Киевском котле, наконец всех сбили в колонну и погнали на запад по шоссе. В те десять дней никому не дали ни воды, ни пищи. Вода, правда, сочилась с неба то в виде промозглого дождя, то в виде мокрого снега… …Кормили раз в сутки. Норма — черпак баланды. Очень важно было иметь какую-нибудь посудину. У одних были котелки, у других — кружки или консервные жестянки. Я приспособил противогазную маску. Отодрал верхнюю часть, а нижнюю, с очками и хоботом, выбросил. Получилось что-то вроде купальной шапочки, куда и наливали баланду. У кого не было и такого, подставлял пригоршни…
…После десятидневного сидения на поле за проволокой, где накапливали пленных из числа окруженных немцами в Киевском котле, наконец всех сбили в колонну и погнали на запад по шоссе. В те десять дней никому не дали ни воды, ни пищи. Вода, правда, сочилась с неба то в виде промозглого дождя, то в виде мокрого снега…
…Кормили раз в сутки. Норма — черпак баланды. Очень важно было иметь какую-нибудь посудину. У одних были котелки, у других — кружки или консервные жестянки. Я приспособил противогазную маску. Отодрал верхнюю часть, а нижнюю, с очками и хоботом, выбросил. Получилось что-то вроде купальной шапочки, куда и наливали баланду. У кого не было и такого, подставлял пригоршни…
Это тот кусок, который Вика помнит наизусть по печатной книге. Но дальше в тетрадях пойдет, что не вошло в печатный том: о раненых в плену. Рассказ четкий, точный, физиологичный. О том, что раны без жира не заживают, поэтому любая царапина у пленного бесконечно гниет. О раненых, оказавшихся вне закона, не защищенных Женевской конвенцией, поскольку Советский Союз не подписал ее. Это та часть повести, которая не была напечатана в СССР, — не пропустила цензура. Там она, в тех тетрадях, повесть в полном виде. И ее мы будем готовить к публикации.
Виктор, нервничая, растер до крови укус. Клопы у них, что ли, во «Франкфуртере»? Конвульсивно тычет и тычет в повтор номера Мирей. Совершенно ничего. Спускается вниз. С кем-то точно встреча назначена. Пусть подходят сами, у меня расписания нет.
В жужжащем холле теперь, в восьмом часу, не пусто, как с утра. Наоборот, многолюдно.
Проплывает, развевая плотную дикарскую гриву на весь коридор, в чесучовой сутане и на семидюймовых каблуках, та самая статуя с торжественным и завораживающим индейским ликом, которая не фотомодель, а международный скаут. Виктор ее не интересует на этот раз. Поэтому она ему не отвечает на поклон. Виктор знает: есть те, с которыми она здоровается всегда, но из омнибусовской команды такой почет приличествует только Бэру. А Виктора монументальная скаутша приветствует, когда он ей для чего-нибудь конкретного нужен.