— Говори обо мне что хочешь, но только не это. — Он убрал руки с ее плеч. — Я никогда тебе не лгал. Йенс хотел уехать. Я пытался его переубедить, но он и слышать ничего не желал. Он сказал, что это… его долг.
Закипали слезы, а она всегда ненавидела их.
— Йенс совсем не тот человек, за которого ты его принимаешь… — сказал он и, вынув носовой платок из кармана, протянул ей.
— Пожалуйста, уходи, прошу тебя.
Он по-прежнему стоял напротив.
— Уходи отсюда! — крикнула она.
Когда Торстен Ярнвиг вышел, Луиза оглянулась. У двери, разделяющей комнаты, стоял Йонас. Она так и знала, что увидит его там. Такой был период в их жизни.
Перемирие с Россингом продлилось недолго. Около девяти часов вечера министр обороны позвонил Буку и потребовал объяснений, почему полиция эксгумирует тело офицера, убитого два года назад.
— В Дании одиннадцать тысяч полицейских, — ответил Бук. — Признаюсь, я не могу сказать вам, чем занят каждый из них в данный момент.
После такого ответа взаимное недовольство только нарастало, и разговор быстро завершился. Затем Бук попытался рассуждать логически — так же, как рассуждал, когда решал, будут ли продаваться произведенные его фермой молоко, свинина и яйца. Для начала нужно было определить, что им известно.
— Россинг попросил встречи с Монбергом. Мы точно знаем, что темой беседы был Йенс Петер Рабен.
Плоуг тем временем проверил содержимое своих папок и обнаружил один документ, имеющий отношение к той встрече.
— Если верить этому, — помахал он найденным листком, — официальной темой встречи было предупреждение преступной деятельности среди демобилизованных солдат.
— Почему нет протокола встречи?
— Они говорили наедине. Я был занят подготовкой законопроекта в тот день.
— Вас не позвали, Плоуг, будем откровенны.
— Ну да, не позвали. Но сам по себе этот факт нельзя считать подозрительным, А еще у Монберга была навязчивая идея сократить расходы на содержание тюрем. Полагаю, чем меньше солдат…
Плоуг не закончил фразу, так его взволновала другая мысль.
— Если Монберг знал о следствии, проведенном военной прокуратурой, и после убийства Драгсхольм не предупредил об этом полицию, — заговорил он, ходя из угла в угол, — дело совсем плохо.