— Идите, голосуйте за еще более жесткие меры, раз вам так хочется. Но в результате пострадают невинные люди. Те несчастные иммигранты не убивали наших людей. Это кто-то…

— Кто? — спросил Краббе.

— Не знаю. Кто-то из своих. Я прошу у вас помощи. Думаю…

— Мы столько работали ради этого…

— Краббе! — твердо сказал Бук. — Давайте говорить начистоту. Почти все, за что вы выступаете, я ненавижу. Уверен, по отношению к моим убеждениям вы испытываете то же самое. Но я знаю одно… — Он помахал толстым пальцем перед носом Краббе. — Вам не нравится, когда вам лгут. И вам не нравится, когда вас используют. — Он поднял руку с желтой папкой. — Вот видите, — сказал он. — У нас есть кое-что общее. И теперь вопрос только в том…

Краббе внимательно слушал.

— Что нам с этим делать?

Торжественная церемония в честь отправки нового подразделения завершилась, и Торстен Ярнвиг стоял перед актовым залом и смотрел, как бойцы прощаются с семьями. Согард тоже был здесь.

— Кажется, они уезжают с хорошим настроем, — сказал он, подойдя к полковнику.

— Вы не говорили мне, что за пять дней до вылазки Рабена у нас были радиопереговоры. — Ярнвиг швырнул документы на капот джипа Согарда. — Мне пришлось самому проверять все записи, час за часом.

Он был в ярости, и недоумение на лице майора его не успокоило.

— Что непонятного? — рявкнул он и стукнул кулаком по бумагам на капоте. — Два года назад в августе нам поступило сообщение. Я тогда был в Кабуле.

Согард взял с машины записи.

— За пять дней до инцидента.

— Да, я понял, — пробормотал майор и стал переворачивать страницы.

— Оно было от отряда спецназа. В сообщении ни номера подразделения, ни имен.

Согард потряс головой:

— Ничего не понимаю. На что вы намекаете?

— Намекаю? — вспыхнул полковник. — Да тут черным по белому все написано. Всего в тридцати километрах от той деревни, где застрял Рабен, действовало подразделение спецназа.