Светлый фон

Сейчас было не время выражать соболезнования.

— Ты же говорил, что никто, кто уважает себя, не возьмется за мое дело. И ты сказал это до того, как меня официально объявили в розыск. На что мне теперь надеяться?

— Черт. Я не знаю, что и сказать тебе. Но если ты хочешь продолжать сотрудничать с «Шустер Маннхайм», то Макинтайр выделит тебе нового адвоката.

Пабло было тяжело, я чувствовал его боль. Но мне надо было надавить на его принципы, чтобы они заработали на меня.

— Мне кажется, что Макинтайр не снимал тебя с моего дела, — сказал я. — По-моему, ты сам отказался от него.

— Я не могу запретить тебе думать так, как ты думаешь, — отрезал Пабло.

— А мне кажется, что Терри воззвал к твоей совести, рассказал тебе всю правду о тебе самом, поставил тебя перед зеркалом, показал тебе хорошего Пабло, умного, сдержанного и скромного. Но теперь Терри нет, и некому напомнить тебе о том, какой ты есть на самом деле. Меня расплющат, а ты будешь восседать на Олимпе. Как печально. Но позволь мне сказать кое-что, Пабло. Ты меня хорошо слышишь?

— Я собираюсь повесить трубку.

— Дай мне минуту, и потом можешь делать все что захочешь. Единственные люди, которые могут очистить меня от грязи и которым не нужны деньги, дебаты и все остальное, — анонимная группировка нерезидентных индийцев и членов клуба «Близнецы». Я не могу припереть к стенке нерезидентных индийцев, у меня нет доступа к ним. Я не узнал бы ни одного из них, если бы он подошел ко мне и прокричал «Бадла» мне прямо в ухо. Поэтому мне надо работать с клубом. Рискуя сбиться с пути в мире этой мелодрамы, Пабло, я говорю тебе, что начинаю охотиться на них, в том числе и на Макинтайра. Прямо или косвенно «Близнецы» виновны в смерти моих родителей, а теперь они хотят убить меня и разрушить мою репутацию.

На линии послышалось шуршание. Электричество? Или клик…

— Ты все еще там?

— На волоске, приятель.

— Поэтому я собираюсь разыскать документы, которые убедят их оправдать меня, остановить процесс, прежде чем Манелли покончит со мной или кто-нибудь из родственников одной из жертв на шоссе Рузвельта сделает нечто большее, чем просто разрисует стены моей квартиры или пошлет письмо с угрозами.

— Ты говоришь, что эти люди хотят убить тебя, — быстро возразил Пабло. — Не слишком ли нелепо говорить тогда о твоей реабилитации? Реабилитация ничего не стоит, когда ты уже мертв.

Реабилитация была бесценной. И все же Пабло был прав, но в другом аспекте.

— Реабилитации недостаточно, — сказал я. — Эти люди должны дорого заплатить за свои грехи. И я хочу лично убедиться в том, что все долги погашены, — я взглянул на Полу. Макинтайр и ей задолжал кругленькую сумму. Она была полностью сосредоточена на дороге.