Диана последовала за ним. Он стоял, глядя вниз на лужайку. А-Бой все еще волочил сетку по кромке воды.

— Хорошо бы он держался подальше от мола, дерево там гнилое. Твой брат… — Цю развернулся и положил руки на балюстраду. — Что-то нужно делать.

Диана опустилась на диван-качалку и отвернулась.

— Ничего нельзя сделать.

— Неужели тебя не волнует, что происходите братом?

— Конечно, волнует. Я обожаю его, всегда обожала. Меня до смерти пугает мысль, что с ним что-то случится, но как бы там ни было, в данный момент никто не в состоянии помочь ему. Почему ты не хочешь понять это?

— Может, это как-то связано с чувством долга, с благодарностью! По отношению к твоему отцу, который спас мне жизнь.

— Не слишком ли у тебя разыгралось воображение?

— Нет! Вам, западным людям, никогда не понять нас. Вы так плотно кутаетесь в жалость к самим себе, что не видите ничего, кроме своих детских мини-трагедий.

— Детских? Ты серьезно считаешь меня ребенком? Мы говорим о моем брате!

— Тогда почему ты ничего не делаешь, а только задаешь вопросы, что бы я ни сказал? Почему бы тебе не внести свою лепту?

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Диана вскочила и бросилась в дом. Цю стукнул кулаком по спинке качалки и выругался.

— Привет. Ты кто?

Цю оглянулся и увидел A-Боя, который незаметно подкрался к нему.

— Я не думал, что у соседей живут мужчины. Ты можешь помочь мне с сетью, дядя? Ее зацепило.

Цю пожевал губами.

— Ладно, если уж так надо, — проворчал он. — Где это?

— Внизу, у пирса. А спасательные нарукавники поможешь снять?

— Сначала нужно выпустить из них немного воздуха.

— Я не могу это сделать, дядя.