— Я не могла поступить иначе… — Джинни почувствовала, что к глазам подступают слезы. — Саймон… — прошептала она.

— М-м?

— Все… погибло?

— Думаю, да, — ответил он спокойно. — Если пройдет слух, что я продал «Апогей» тайваньцам, Пекин мне не простит.

— Мы не умрем с голоду?

— Нет. Но есть и другие виды смерти. Они могут расправиться с нами, чтобы преподать наглядный урок.

Джинни вздрогнула.

— Дорогой мой… ты уверен, что хочешь пройти через это?

— А какой у нас выбор? — Он окинул ее долгим грустным взглядом. — На карту поставлена жизнь нашего сына.

— Саймон, — еле слышно сказала Джинни. — Когда ты говоришь о «нашем» выборе, это звучит так, словно речь идет о «твоем» выборе. А какой выбор у Джинни?

— Ты не права. Мы решали это вместе.

— Но не в отношении другого мальчика, — быстро вставила Джинни. — Я не хотела впутывать Фуна.

— Но ты не возражала против того, чтобы Ленни…

— Это другое дело. Он вызвался сам, и он друг Мэта. Но использовать таким образом обычного служащего… — Джинни покачала головой. — Он подвергнется опасности. Неужели это совсем не волнует тебя?

— Так надо.

Глядя на мужа, Джинни думала о том, имеет ли он хоть малейшее представление о том, насколько он уже превратился в бездушную машину. Его последняя реплика была сказана в чисто китайском духе, когда в ответ на сложную ситуацию произносят вежливо и уверенно совершенно бессмысленную фразу. Он дошел до того, что, имея дело с восточными людьми, больше не утруждал себя сомнениями, даже со своей женой, он просто нажимал нужную кнопку, и подходящая банальность слетала с губ.

Саймон заметил выражение ее лица и вдруг ощутил свою беспомощность. Он столько пережил вместе с этой женщиной, сидящей рядом, но сейчас, в этот критический момент не мог подобрать слова, чтобы выразить свою любовь к ней. Это мучило его, но Саймон не пытался сделать над собой усилие, чтобы не усугублять ситуацию. Он просто встал и переменил тему:

— Куда девался твой кофе? Теперь мне и самому захотелось.

Напряжение сказывалось на них по-разному: Джинни просто смотрела в одну точку, а он желал действовать. Время от времени Ленни подсаживался к ней. Почти не разговаривая, он был уверен, что ей хочется, чтобы он был рядом. Саймон, наиболее волновавшийся из всех троих, без устали слонялся по круглой стеклянной тюрьме, словно оказался в ловушке.

Наконец он прервал свое бесцельное хождение и остановился подле кресла Джинни, скрестив руки на груди. Впереди сквозь стену виднелась главная взлетная полоса, двойное ограждение, дорога, поля. Незаметно сгущались сумерки. Зажглись неоновые лампы, и Саймон сощурился. Сквозь затемненное стекло все казалось серым. Весь его мир стал таким.