— Ясно. Всему свое время. Первое представление далось нелегко?

— Хотелось бежать. Помогли аплодисменты. Все дело в том, насколько быстро ты перестанешь себя стесняться. Когда с женщиной происходит что-то в этом роде… понимаешь, я чувствовала себя… нечистой. Гнойной, замаранной. Но постепенно стыд перестает терзать. Время лечит. И ты опять окунаешь ноги в воду. И чувствуешь себя любимой.

— Ты была великолепна! Я смотрел только на тебя. — Фрай остановился и обхватил ее обеими руками. — Я раскаиваюсь в том, как поступил, что сказал. И в первый раз, и во второй.

— И я тоже. Раскаиваюсь в том, что ты раскрыл мою тайную страсть к тебе. Я собиралась все устроить по-умному, а теперь меня поймали с поличным.

Он поцеловал ее. Люди, идущие по тротуару, должны были их обходить, но Фрая это не беспокоило. Я совершенно теряюсь с этой женщиной, подумал он.

Она освободилась, отошла на шаг и посмотрела на Фрая.

— У тебя мрачный вид. Что случилось, Чак?

Они лежали на полу у него в гостиной, обдуваемые теплым ветерком. Она положила голову ему на грудь, он смотрел в потолок.

— Нельзя все держать внутри себя, — сказала она наконец.

— Знаю.

В следующее мгновение он раскололся. Рассказал о Подпольной армии, о видеопленке, о туннелях, о Эдди и Локе, Мине и Виггинсе, о том, как Ханой обнаружил военнопленных, о жестоком межконтинентальном состязании между Беннетом и полковником Тхаком. Он опускал детали из уважения к брату, к семье, и потому что сам чувствовал, что можно говорить, а что нет.

— В прошлое воскресенье вечером меня больше всего заботило то, как получить работу, — сказал он.

— Почему ты вечно думаешь, что должен все сам решить и все уладить? Сдается мне, ты взвалил на себя вину за все, что произошло. Это или глупость, или высокомерие, Чак. Ты это понимаешь?

— Черт возьми, ты что, Тони Грант?

Он почувствовал, как напряглись мускулы ее лица. Она лежала неподвижно.

— Прости, — сказал Фрай.

— Я тебя понимаю, Чак. Могу себе представить. Но что толку? Что толку есть себя поедом?

Он закрыл глаза, понюхал ее голову, лежавшую на его груди и почувствовал запах вымокших под дождем волос. Прислушался к машинам, проезжавшим по каньону Лагуны. Слышалось жужжание высоковольтных линий внизу, усиленное дождем. Потом показалось, что звуки упали на октаву, и все, что он слышал, — это слабый звон в ушах. Он мог его различать. Он мог различать ее. Мог слышать, как чайки орут над головой.

— У меня была сестра. Ее звали Дебби. Она была чудесным ребенком. На два года младше меня. Такая худышка, вроде меня. Милая улыбка. Волосы как солома. Веснушки. Сорванец. Из нее получилась бы хорошая женщина.