— Впечатляющая характеристика, — сказал комментатор, отчего-то ежась. — А нельзя ли посмотреть машину, так сказать, в работе?

— Это можно, — сказал пятнистый и впервые криво улыбнулся. — У нас нет секретов.

Он вынул из кармашка комбинезона дистинционник, нажал несколько кнопок. В теле платформы медленно сдвинулась плита черной брони. Открылась узкая щель — только человеку протиснуться. Пятнистый вспрыгнул на шаровую опору и скрылся в платформе. Плита вернулась на место. Низкий тугой рев ударил в уши. Казалось, проснулся доисторический зверь и теперь ищет, чем бы поживиться. Страшная гусеница колыхнулась. Оператор снял убегавшего в сторону комментатора. Ноги-колеса проплыли рядом с камерой, видны были даже мелкие комья грязи на ребристых плицах. Гусеница прокатилась по дорожке до здания дирекции, развернулась и на страшной скорости, взметая, как пыль, асфальт и крошево бетона, вернулась на прежнее место. Голос водителя глухо, словно из подземелья, пробухал:

— А теперь я продемонстрирую возможности машины… Обратите внимание, господа, на здание, возле которого я только что был. Оператор, подержите его в кадре!

Сначала ничего не произошло. Серый куб в тусклом дневном свете некоторое время по-прежнему возвышался над занесенным снегом небольшим сквериком с проступающими темными клумбами и скамейками. А потом контуры здания медленно потекли, словно его снимали под дождем, через мокрую оптику… Бетон на глазах оплывал, превращаясь в бесформенный ком теста. Ни грохота, ни скрежета ломающегося металла не доносилось из динамика телевизора.

— Вот так же можно… крошить любые стены, — сказал водитель платформы.

Плита сдвинулась, пятнистый спрыгнул на землю и жадно закурил, будто каменщик после урочного кубометра кладки. Комментатор молчал.

— Вот так, говорю, можно крошить все, — повторил пятнистый, выпуская дым из ноздрей.

И вдруг погрозил кулаком в камеру. И крикнул:

— Ты слышишь, ублюдок? Все! И твои дерьмовые реакторы, и твой дерьмовый дворец!

Экран потемнел, возник ведущий Тверского центра и сказал:

— По заявкам наших телезрителей передаем концерт «Русское поле»!

Мария захохотала сквозь слезы — у нее второй раз за день началась истерика. Быкадоров принялся отпаивать ее кагором, который отобрал у впавшего в прострацию Баранкина.

Дверь бытовки с грохотом распахнулась. Двое в маскировочных комбинезонах внесли зеленый армейский термос.

— Щи и каша гречневая с тушенкой, — буркнул один из них, ставя на стол пластиковые миски.

— Это обед? — удивился Быкадоров.

— Обед. Ужин будет в двадцать часов.