Он смотрит на меня в упор и отвечает не сразу. Голос у него тихий, в нем клокочет угроза. Ты не имеешь права так со мной поступать!

Я чешу себя за ухом и говорю: забавно… А мне кажется, имею. Ведь ты сам предложил мне первому сделать ход. И вряд ли кто-то будет оспаривать утверждение, что поездка к людям, которые произвели тебя на свет, — задание не самое трудное. Мы должны оставаться объективными.

В голосе Чада еще явственнее слышится угроза. Ни за что, говорит он. Повышает голос, размахивает руками. Джолион, ты не имеешь права так со мной поступать. Так нечестно. Ведь я выиграл. Ты и понятия не имеешь…

Я остаюсь совершенно хладнокровным в вопросе, о чем я понятия не имею?

Его гнев прорывается наружу. Да ни о чем! Ты не знаешь, что я с тобой сделал! Он вцепляется в подлокотники кресла, как будто собирается оттолкнуться, вскочить, наброситься на меня. Но неожиданно Чад откидывается назад. Вся его сила куда-то улетучивается. Он снова заговаривает, но все меняется. Он как будто сменил тональность, перешел из мажора в минор. Ты ничего не понимаешь, говорит он. Ты понятия не имеешь, до какой степени я обложил тебя со всех сторон. Так что, Джолион, у тебя нет права так со мной поступать. Я побеждаю. Я… Чад закрывает глаза и умолкает.

Ты, наверное, прав, Чад, говорю я, задумчиво кивая. Все очень просто. Съезди к родителям, повидайся с ними.

Нет, Джолион, говорит Чад, в нем буквально клокочет гнев. Этого не будет. Ни за что! Чад умолкает и смотрит куда-то поверх моей головы, в окно. Руки его неподвижно лежат на подлокотниках. Он чего-то ждет, будто пытается почувствовать уходящую землю у него из-под ног.

Я тоже молчу. Слежу за тем, как вздымается и опадает грудь Чада. Постепенно его дыхание успокаивается. Наконец он поворачивается ко мне и продолжает: Джолион, ты кое-чего не понимаешь. В его голосе появляются злорадные нотки. Я пробыл в Нью-Йорке не четыре дня, а больше, прилетел задолго до того, как позвонил тебе. Начиная с того телефонного звонка, я продолжаю набирать очки… Чад смотрит на меня в упор. Джолион, я слежу за твоей жизнью вот уже пять недель.

Настал мой черед сделать паузу, все обдумать. Земля не уходит у меня из-под ног, но бешено скачет. Как будто я смотрю в боковое окно летящей на скорости машины и не могу ни на чем сосредоточиться. Припоминаю обрывки событий в последние пять недель. Мой распорядок, мой рассказ, моя жизнь. Постепенно все замедляется — и мир, и мои мысли, — и глаза находят точку, на которой можно сфокусироваться. Я смотрю на Чада, его губы вот-вот расплывутся в улыбке. При виде его улыбки я цепенею, вспоминаю, балансирую на грани, веду опасную игру. Браво, Чад, говорю я. Тебе удалось меня поразить. Да, теперь я все понимаю. Итак, тебе остается одно: съездить к родителям, повидаться с ними! Я протягиваю ему руку, как будто в ней подарок.