— Так вот, он явился к «Блотто» с неделю назад и сказал, что порвал с ней. Боже, вид у него был ужасный! Практически законченный пропойца.

— «Манишевичем» не сопьешься.

— А он перешел на джин. Я хочу сказать, он был весь грязный, небритый и не держался на ногах. Его оттуда выкинули и велели больше не появляться.

— Выкинули из «Блотто»? Господи, звучит так же невероятно, как не пустили в «Макдональдс».

— Ну, я пристроил его обратно в тот вшивый отель на Бродвее. С тех пор заходил пару раз, знаешь, думал, может, дать ему пару баксов. И не нашел. Так от него ничего нет?

— Ни слова.

— Ума не приложу, что делать, — волновался Артур. — Такой замечательный парень. Не хочется, чтоб он стал бродягой.

— Артур, ты не несешь за него ответственности.

— Питер, — изумился он, — да ведь он наш друг. Мы просто не можем позволить ему окончательно спиться.

Я набрал в грудь воздуху.

— Кинг должен сам решать свои проблемы.

— Да Боже мой, Питер, по крайней мере мы можем помочь ему с деньгами! Дать ему знать, что мы беспокоимся. Ведь это уже кое-что, правда?

— Наверно, Артур.

— Ну, попытаюсь его поймать. Если объявится, дай знать.

— Конечно. И желаю удачи с пьесой, Артур. Как она называется?

— «Солнце на закате».

— Уверен в грандиозном успехе, — соврал я.

Я был угнетен этим разговором. И расстроила меня не столько судьба Кинга, сколько реакция Артура.

Неужели я утратил такое простое свойство, как милосердие? Мне не хотелось так думать. Я решил отныне быть добрее, отзывчивее — ко всем. Как Льюис Стоун в «Энди Харди».[34]

Вот роль, которую я мог бы сыграть.