Хуй собачий тебе батюшка, – говорит отец Григорий.

Где остальные бабки? – говорит он.

Мы же… мы же… – говорит один из бомжей.

Отец Григорий, не размахиваясь, бьет клюшкой по большому пальцу ноги жертвы. Бомж кричит. Крупный план раздробленного пальца. Косточки, кровь… Нелепо и грустно торчит из окровавленного месива чудом сохранившийся ноготь, он выглядит так… трогательно… слово имажинист на слете пролетарских писателей в 20-ее годы (или автор сценария В. Лорченков на вечере вручения советской литературной премии «Нацбест», в окружении советских литераторов, производящих силос – прим. В. Л.).

Мы же хуи же, – говорит священник.

Где деньги, парни, – говорит он.

Бомжи переглядываются. Отец Григорий, не предупреждая, разбивает вдребезги больной палец второго бомжа. Тот вопит. Крупно – разинутый рот.

Ретроспектива

Отъезд камеры. Мы видим, что у бомжа широко раскрыт рот, но это из-за того, что он храпит. Легкий толчок (мы не видим, кто, а лишь видим, что его толкнули – недовольное во сне выражение лица, храп замолкает). Потом еще один. Еще. Жаркий шепот:

Папочка, – шепчет голос.

М-м-м-м, – мычит во сне бомж.

Если я тебе отсосу, – говорит голос.