Кирн бесцеремонно подтолкнул его к Бринку, однако тот отступил в сторону, и человечек в резиновом фартуке повалился на землю с наружной стороны двери. Лежа в грязи, он снизу вверх одарил американских парашютистов злобным взглядом и проговорил что-то на каком-то тарабарском языке.
— Он утверждает, что он украинец, — пояснил Кирн. — Впрочем, он говорит по-немецки. Не правда ли, дружище? — с этими словами он ногой поддел низкорослого парня, который успел подняться из грязи и сидел на пятой точке. Несчастный снова растянулся на мокрой земле. — Ты будешь говорить или нет? — взревел Кирн и вновь пнул его ногой.
— Где Волленштейн? — спросил по-немецки Бринк и, наклонившись почти к самому уху украинца, крикнул: — Где чума?
Кирн поставил на шею украинцу обутую в сапог ногу. Бринк отступил в сторону. Ему было видно, как под весом немца голова парня вдавилась в грязь.
— Нам нужен Волленштейн! Говори немедленно, где он, или я раздавлю тебе башку! — рявкнул Кирн.
— В доме, — пролепетал по-немецки украинец. — Сидит под арестом.
— Где чума? — не унимался Кирн и для пущей убедительности перенес вес тела на голову украинца.
— Пожалуйста, прошу вас, я не знаю! — взмолился тот. — Я лишь делаю свою работу.
— Где он?
— Прошу вас, пожалуйста,
— Черт тебя побери! — рявкнул Кирн и еще сильнее оперся на вторую ногу.
Несчастный, словно рыба, принялся хватать ртом воздух, и Кирн слегка приподнял сапог.
— На летном поле, где самолеты, — прохрипел украинец.
— Где оно?
— Двести метров севернее отсюда, — проскулил коротышка со слезами в голосе.
— Вставай! — приказал ему Кирн. — Слышишь, живо поднимайся на ноги! И отведи нас туда!
С этими словам, схватив за помочи фартука, он рывком заставил украинца встать, после чего резко его развернул и дал звонкую затрещину.
—