– Гектора Мойи.

– Зачем мистер Фулгони перевез вас в эту квартиру?

Форсайт запротестовал, на том основании, что и Фулгони, и дело Мойи не существенны для данного процесса. Я, конечно, придерживался противоположного мнения в своем ответе, вновь сославшись на то, что представляю альтернативную теорию. Судья отклонила протест, и я повторил вопрос.

– По той же причине, – ответила Трина. – Он хотел, чтобы я сказала, что, по словам Глории Дейтон, агент Марко просил ее подбросить пистолет в гостиничный номер Мойи.

– То есть вы утверждаете, что такого не было и мистер Фулгони все выдумал?

– Верно.

– А разве пару минут назад вы не говорили, что никогда не слышали про агента Марко? Теперь же получается, что мистер Фулгони просил вас дать против него показания.

– Я не сказала, что никогда о нем не слышала. Я сказала, что никогда с ним не встречалась и никогда ему ни на кого не доносила. Согласитесь, есть разница, – грамотно поддела она.

Я кивнул:

– Мисс Рафферти, вам звонил кто-нибудь или навещал за последние двадцать четыре часа после сотрудника полиции?

– Нет, насколько мне известно, нет.

– А кто-нибудь пытался принудить вас дать свидетельские показания в том виде, в котором вы их дали сегодня?

– Нет, я всего лишь говорю правду.

Я показал присяжным все, что мог, даже если ответы были даны в форме отрицаний. Я надеялся, что они интуитивно почувствуют, что Трина Рафферти лжет и что солгать ее вынудили. Решив, что дальнейший допрос слишком рискован, я его закончил.

Возвращаясь на свое место, я прошептал Лэнкфорду:

– Где твоя шляпа?

И прошел вдоль ограждения до Сиско.

– Уиттена видел?

– Еще нет, – покачал он головой. – Что делать с Триной?

Я обернулся. Форсайт не стал снова проводить перекрестный допрос, и судья отпустила Рафферти со свидетельской трибуны. Утром от дома ее забрал Сиско и провез три квартала до здания суда.