В этот момент Вуаве замолчал, передернув плечами, и его темные глаза воткнулись в Эльжбету. Женщина хрипловато рассмеялась.

– Допустим, Робер…

– В эшелоне «Д» было пять тысяч двести пятьдесят пять ящиков платины общим весом по тридцать килограммов каждый, – медленно проговорил он. – По моим данным, по заданию Рябикова подполковнику Пацвальду удалось спрятать около пятнадцати ящиков. Таким образом, мы имеем a priori четыреста пятьдесят килограммов чистой платины. Это 14 465,46 тройских унций, пусть будет 14 466 унций. Нынешняя стоимость платины составляет девятьсот девяносто пять долларов за унцию. Соответственно, я готов ОПЛАТИТЬ ВЕСЬ предполагаемый актив господина Пацвальда за информацию о том, в какой приют города Ново-Николаевска и под какой фамилией была помещена данная девочка. Это четырнадцать миллионов триста девяносто три тысячи шестьсот семьдесят долларов. Вы готовы к сделке?

Эльжбета облизнула губы. Вышло у нее это неэстетично – словно их обмакнула серая салфетка.

– Пожалуйста, вашим именным чеком!

Вуаве вынул из пиджака чековую книжку и Parker в платиновом корпусе. Бумага чековой книжки не шуршала, так как тоже была первоклассной. Банкир молча продвинул к Эльжбете розоватую бумажку чека по глади стола.

Банкирша легко вырвала листочек из открытого блокнота – он был заготовлен заранее.

– Приют для социально ослабленных детей Губнаркомсоцвоса номер четыре, на улице Ядринцевской, дом пятнадцать, – проговорила она насмешливо. – Помещена под именем Револы Ивановны Старцевой.

Вуаве кивнул.

– Да. На фамилии настоял сам Эйхе. Подполковник Пацвальд получил возможность беспрепятственно добраться до Владивостока, откуда в мае тысяча девятьсот двадцать второго года отплыл на пароходе «Ла-Плата» в Англию, а затем осел в нейтральной Швеции. В тысяча девятьсот тридцать втором году он перебирается в Австрию, где служит в Венском суде. На период с тысяча девятьсот тридцать седьмого по тысяча девятьсот тридцать восьмой год между Эйхе и Пацвальдом возобновляются контакты через советскую дипмиссию. Эйхе предлагает Пацвальду приехать в Ново-Николаевск, уже переименованный в Новосибирск, для контакта с уже подросшей девочкой. Ей к тому времени исполнилось двадцать восемь лет, и она была замужем за одним из сотрудников Эйхе, чекистом. Пацвальд согласен выехать, но почему-то очень надолго застревает в Польше, не решаясь пересечь границу… Он вам что-нибудь говорил о причинах такой медлительности, мадам Эльжбета?

– Дед опасался, что его немедля арестуют на границе. Он не мог поверить, что данные о его участии в чехословацком мятеже и контактах с Унгерном надежно спрятаны Эйхе! – резко отрубила банкирша.