– Кушала сегодня? – Дина задавала обычные вопросы, которые она задавала уже многие месяцы, посещая лежачую соседку. Когда соседка еще была в силах, она отвечала на расспросы сама, сейчас рядом с больной находилась ее дочь, специально приехавшая из Омска ухаживать за больной матерью.

– Все в порядке. С утра мы покушали кашку, в обед борща давала. Помаленьку, но кушает мама.

Дина кивнула, но что-то ей показалось не так, она наклонилась к матери, спросила тихим голосом:

– Что ты, Тоня? Скажи, что тебя беспокоит?

Потом оглянулась на Миру, сказала:

– Что-то ее беспокоит, ты подгузник меняла сегодня?

– Сухо было, не меняла. Спать, наверное, хочет…

– Да-да, спать, конечно, – Дина погладила Пафнутьевну по плечу. – Ты корми ее обязательно, через силу, но корми, заставляй съесть хотя бы кусочек.

– Да кормлю я, кормлю, – Мира не заметила, что невольно повысила голос.

Дина удивленно взглянула на нее, добавила:

– В еде вся сила человеческая. Ты умница, все бросила, приехала маме помочь. Аллах все видит, во всем разберется и тебе тоже воздаст по заслугам.

Как-то нехорошо, неестественно прозвучали последние Динины слова, царапнули сердце Миры своим вторым, потайным смыслом. Как будто что-то знала Дина, о чем-то догадывалась. Или уже мерещатся всякие намеки на ровном месте?

Усталость навалилась тут на Миру, прямо с ног готова свалиться женщина от полной физической немощи, на нет обессилела от всего окружающего. Выпроводила она тогда по-скорому из квартиры надоевшую соседку и рухнула без сил в объятия скрипучего, но такого родного дивана.

6

Лежит Мира на спине, смотрит отрешенно в потолок, по которому мечутся тени, порожденные призрачным светом из окна, и кажется ей, что плывет она на утлой резиновой лодке посреди бескрайнего моря-океана. Вокруг ночь глухая, тишина полная, покачивает лодку волна лениво, как бы нехотя, спросонья. А над головой совсем близко нависло тысячетонным черным колпаком бездонное звездное небо, затянутое порочной вуалью Млечного Пути. И такой пронизывающий холод идет оттуда, из глубины небес, что Мира вздрагивает всем телом, сбрасывая наваждение, трясет головой и садится на диване. Всякая дребедень снится, хоть глаза не закрывай.

Она встала, неловко пошатнувшись, как будто на самом деле стояла на плывущей лодке, покосилась на лежащую мать. Лежит и лежит себе, в тишине комнаты раздаются ее редкие вздохи. Упрямый крутой подбородок отчетливо чернеет на светлом пододеяльнике. Голова чуть вправо, глаза прикрыты. Сколько же ты еще так пролежишь, мама родная?

Что там вчера снилось, никак не удается вспомнить. А ведь что-то с матерью связано, кажется, но что, что именно? Вынесло из головы напрочь вчерашний сон, ничегошеньки не осталось в памяти. А может, это и к лучшему, что хорошего может присниться в такой нервной обстановке? А плохое и помнить ни к чему.