— Кроме нас никого, — поправила ее Алиса.
— Мы были совершенно одни на всем острове. Как это было замечательно. До появления Уэзли.
— Мама и папа привезли нас сюда, чтобы мы были в безопасности, — сказала Алиса. — Как тебе это нравится, а?
— Мы жили в Лос-Анджелесе, — пояснила Эрин. — Переехали на остров, когда там произошли эти массовые беспорядки. Это было последней каплей, понимаешь? Родители боялись, что нас всех убьют. Хотели увезти нас в такое место, где не надо было беспокоиться о таких вещах, как преступность и наркотики.
— А посмотри, что получилось, — посетовала Алиса.
— Все знают, что получилось, — упрекнула ее Эрин. — Но до этого было здорово. — Затем, обращаясь ко мне, добавила: — Занимались мы дома. Никакой школы. Нас учили мама и папа. Мама когда-то была школьной учительницей, а папа был писателем. Это было классно, не надо было ходить в какую-нибудь ужасную школу с гадкими детьми. Почти каждый день мы плавали и ловили рыбу. Было так хорошо, пока не появился этот Уэзли и не испортил все.
— Я жалею, что мы не остались в Лос-Анджелесе, — призналась Алиса.
— Не ври.
— Мама и папа были бы тогда еще живы.
— Может быть. Никто этого не знает. Возможно, мы погибли бы при землетрясении.
— Все же лучше, чем такое.
— Нет не лучше.
— По мне лучше смерть, — выпалила Алиса. — Я охотнее умру, чем… Руперт, да ты не знаешь, что он с нами делает.
— Угу, — промямлил я.
Я не собирался признаваться в том, что видел, как поступили с ее сестрой Уэзли и Тельма. Это поставило бы их в очень неловкое положение. И близняшки наверняка подумали бы, что со мной что-то не так — если я мог наблюдать за тем, как издевались над Эрин, и даже не попытался вмешаться.
— Они играют с нами, — сказала Алиса. — То, что мы вынуждены сидеть в этих клетках, плохо уже само по себе, но еще хуже, когда они выводят нас. Они делают это для того, чтобы поиграть с нами. Они играют с нами в «маскарад», в «дом». Они заставляют нас есть с ними, танцевать для них, бороться с ними. Что бы им ни пришло на ум, они все заставляют нас делать И все кончается одним и тем же — нас избивают до потери пульса и трахают.
— Эй, — воскликнула Эрин. — Совсем необязательно употреблять такие гадкие слова.
— Да, это действительно гадкое слово. Все здесь гадко! Как я хочу умереть!
— Нет, ты…
— Эй! Прекратите! Господи Боже мой, середина ночи. А то, что кто-то здесь пытается уснуть, вас не интересует? Большое спасибо.