— Ага.

Марианна вздрогнула.

— Я никогда не встречалась с Райной, но даже легкое ее прикосновение заставляет меня радоваться тому, что она мертва. Она была злом.

— Она не считала себя такой. Она считала себя скорее нейтральной, чем злой, — я говорила так, будто знала это, и я знала. Знала, потому что не однажды надевала ее сущность как одежду.

— Мало кто рассматривает свои поступки как истинное зло, — сказала Марианна. — Их жертвам решать, что есть зло, а что — нет.

Джейсон поднял руку.

— Зло.

Шерри отозвалась эхом.

— Зло.

Натаниель, Зейн и даже Джамиль подняли руки.

Я тоже подняла и сказала:

— Единогласно.

Марианна рассмеялась и вновь это прозвучало по-домашнему, более подходяще для кухни или спальни. То, как ей удавалось быть одновременно благопристойной и намекающей на что-то неприличное, ставило меня в тупик. Впрочем, многое в Марианне ставило меня в тупик.

— Мы опоздаем, — сказал Роланд. Голос у него был глубже, чем я предполагала, низкий и осторожный, почти что старый для его тела. Он казался вполне мирным, но я смотрела на него не только глазами. Этого не было видно, но ощущалось. Он был средоточением неспокойной энергии. Она танцевала на его коже, дышала в темноте незримым облаком, горячая, почти осязаемая, как пар.

— Я знаю, Роланд, — сказала она. — Знаю.

— Мы можем их понести, — сказал Джамиль.

Сила прокатилась волной между деревьями. Она сжала мое сердце, словно невидимая рука.

— Нам надо идти, — сказал Роланд.

— В чем твоя проблема? — спросила я.

Роланд посмотрел на меня глазами, бывшими сплошной темнотой.