— Я понимаю. Но ты хорошо знаешь этого Яшу? — спросила девушка.

— Да я, в принципе, ни с кем хорошо не знаком из игроков. Так… обычно перебрасываемся несколькими словами на турнирах и всё. Шахматисты, как правило, — очень эгоистичный народ, одни индивидуальности кругом. Почти каждый считает себя лучше других… Уж такова наша планида, так сказать.

— Понятно, — тихо засмеялась Симона, — и ты тоже ведь эгоист еще тот!

— Почему это? — удивленно посмотрел на нее Виктор.

— А потому! — кокетливый наклон головы в сторону.

— Не понял… — растерянно произнес мужчина.

— А ты подумай!

Одинцов молча смотрел в смеющиеся глаза подруги.

— Ну, подумал. Не вижу себя эгоистом. Теперь твоя очередь рассказывать, в чем дело?

— А вот скажи ты, мой милый, когда в последний раз признавался мне в любви? — озорные искорки прыгали в глазах красавицы.

Виктор ошеломленно провел пятерней по волосам, откидывая белокурые пряди назад.

— Ну… недели две назад, — неуверенно произнес он, — а что?

— А то, что женщина любит, когда это ей говорят ежедневно! — Симона резко встала из-за кухонного стола и, ловко увернувшись от рук мужчины, быстро прошла в гостиную.

— Понятно! — рассмеялся Виктор. — Прости, дорогая, я с этим матчем совсем выбился из колеи. Про всё забыл. Ну, куда же ты!? Постой, я буду объясняться с тобой!

Смех. Тихий шепот. Шелест одежды. Приглушенные восклицания счастливой Симоны.

— А ты, видимо, на самом деле очень неплох в постели… — задумчиво прошептала Женевьева, снимая наушники, — ничего, скоро будешь признаваться и мне в любви. Как миленький! Иначе…

Спустя два дня Виктор набрал номер Якова Бурея.

— Алло! Это Одинцов. Я согласен. Приезжайте в ресторан на Saint Lazare во вторник вечером. К десяти. Там и обговорим все условия.