Его продолжало преследовать воспоминание о неясном страхе в темных невидящих глазах Рекса Читтума, и он ощущал, как расступаются под длинными зубами-саблями мягкая кожа и твердые сухожилия горла. С опаской оглядев узкую комнату, он с радостью отметил, что никаких признаков появления здесь саблезубого тигра не было.

В нерешительности он постоял на месте, потом, держась за голову, затрусил в ванную. Застывшую в нем боль частично смыл нестерпимо горячий, а затем совершенно холодный душ, а возникшее в его желудке тошнотворное ощущение облегчила чайная ложка столовой соды в холодной воде.

Однако лицо, которое Барби увидел в зеркале, ошеломляло. Оно было бескровно-землистым, в морщинах, черты казались искаженными, а глубоко посаженные блестящие глаза обведены красным ободком. Он попытался улыбнуться, чтобы придать жизнь отражению, и увидел в зеркале сардоническую усмешку на бледных искривленных губах. Это было лицо лунатика.

Протянув к дешевому зеркалу дрожащую руку, он попытался исправить то, что казалось случайным искажением. Результат не удовлетворил его. Желтовато-серое лицо было изможденным, костлявый череп слишком длинным. «Надо принимать больше витаминов, — сказал он себе недовольно, — и сократиться с алкоголем. Не помешает и побриться, если ты сумеешь не слишком сильно порезаться».

Пока Барби возился с бритвой, зазвонил телефон.

— Вилл?.. Это Нора Квейн, — раздался слабый голос. — Крепись, Вилл. Мне только что позвонил Сэм из Фонда, — он там работал всю ночь. Насчет Рекса. Вечером Рекс поехал в колледж штата на нашей машине — помнишь ее? Наверное, он ехал слишком быстро, может быть, нервничал по поводу передачи, которую хотел сделать на радио. В общем, машина перевернулась на Сардис-Хилл. Рекс погиб.

Трубка выпала на рук Барби. Он в изнеможении опустился на колени, нашел ее странно онемевшими пальцами и подобрал.

— … ужасно. — Низкий хрипловатый голос Норы раздражал ухо. — Во всяком случае, он умер мгновенно, так полиция объяснила Сэму. Ему почти совсем отрезало голову. Полиция говорит, что это об край ветрового стекла. Страшное дело! И я — я чуть ли не себя виню в этом. Тормоза были не вполне исправны, а я даже не позаботилась о том, чтобы его предупредить…

Барби молча кивал в трубку. Она и не представляла себе, насколько страшное это было дело. Ему хотелось кричать, но сухое горло свела судорога, и не получался даже шепот. Барби закрыл глаза, слезящиеся от жестокого белого света, который лился из окна, и перед ним возникло красивое, небритое, запечатлевшееся в памяти лицо Рекса, выражение горького упрека и полные страха карие глаза, невидяще устремленные сквозь него.