Светлый фон

Риццоли переходит к следующей фотографии. Это селфи, сделанное на борту самолета. Настоящий Эллиот широко улыбается с кресла у прохода в эконом-классе, пока женщина-пассажир справа от него приподнимает бокал с вином на камеру.

— Все эти фотографии, снятые на мобильный телефон, Эллиот отправлял по электронной почте своей девушке Джоди. Это ежедневная хроника того, что он видел и с кем познакомился, — говорит Риццоли. — У нас нет текста электронных писем, сопровождающего эти фотографии, но они документируют эту поездку. А он много снимал.

Она перелистывает следующие фотографии. Его питание на борту. Восход солнца через окно самолета. И еще одно селфи, где он с глуповатой ухмылкой наклоняется в проход, чтобы показать салон позади него. Но на этот раз я фокусируюсь не на Эллиоте, а на мужчине, сидящем позади него, на мужчине, лицо которого отчетливо видно.

Алан Роудс.

— Они летели одним рейсом, — произносит Риццоли. — Может, именно так они и познакомились, в самолете. Или, возможно, встретились еще раньше, в Бостоне. Мы лишь знаем, что когда Эллиот приземлился в Кейптауне, у него был друг, с которым он мог гулять по достопримечательностям.

Она нажимает на еще один значок изображения, и на экране появляется новый снимок. Эллиот и Роудс, стоящие вместе на Столовой горе.

— Это изображение — последняя известная нам фотография, сделанная Эллиотом. Джоди Андервуд вставила ее в рамку и подарила отцу Эллиота. Мы считаем, что она висела в доме Леона Готта в день, когда Алан Роудс привез шкуру снежного леопарда. Леон узнал Роудса по фотографии. Скорее всего, он спросил Роудса, откуда тот знает Эллиота, и как они оказались вместе в Кейптауне. Позже Леон сделал несколько телефонных звонков. Позвонил Джоди Андервуд и попросил все фото из поездки Эллиота. Позвонил в Интерпол, пытаясь связаться с Хэнком Андриссеном. Этот снимок стал катализатором всего, что произошло потом. Убийство Леона Готта. Убийство Джоди Андервуд. Возможно, даже убийство сотрудницы зоопарка Дебры Лопез, потому что она была в доме Готта и слышала весь разговор. Но тем человеком, которого Роудс боялся больше всего, были Вы.

Вы.

Я смотрю на экран ноутбука.

— Потому что только я знала, какой из этих мужчин на самом деле поехал на сафари.

Риццоли кивает.

— Он не мог допустить, чтобы Вы когда-нибудь увидели эту фотографию.

Внезапно я не могу больше смотреть на лицо Роудса и отворачиваюсь.

— Джонни, — шепчу я.

Это единственное слово, которое я произношу, просто «Джонни». Воспоминания всплывают в моей голове: его лицо в солнечном свете, его волосы, рыжеватые как у льва. Я вспоминаю, как он стоял, врастая ногами в землю так же крепко, как дерево в его родной африканской земле. Как он попросил меня доверять ему, сказав, что также я должна доверять и самой себе. И я думаю о том, как он смотрел на меня, когда мы сидели у костра, а свет пламени мерцал на его лице. Если бы я только послушала свое сердце, если бы только вложила свою веру в мужчину, которому хотела верить.